Семь кило баксов
Шрифт:
– Дальше Гриша дает деньги Берикову, Бериков передает их Звонареву, – со вздохом произнес полковник. – Ну для чего ты тут всю эту чушь несешь?
– Товарищ полковник! – взмолился Маркелов. – Без этого не будет понятно! Я еще всего на пару минут займу ваше внимание!
И заторопился, затараторил:
– Гриша дает Берикову восемьсот тысяч долларов на приобретение двухсот граммов яда. На самом деле эта партия стоит не восемьсот, а пятьсот пятьдесят тысяч, но Гриша этого вроде бы не знает, а разницу, двести пятьдесят тысяч долларов, Бериков присваивает. Пятьсот пятьдесят тысяч он передает Звонареву, Звонарев, судя по всему, передает деньги, за вычетом комиссионных, «змеелову», и тот с этими деньгами благополучно исчезает. После чего у Звонарева начинаются
С этими словами Маркелов жестом фокусника выхватил из своей папки Гришин фоторобот и положил его перед полковником на стол, рядом с фотороботом «змеелова». Оба портрета были составлены в разное время и со слов разных людей, один – со слов Берикова, второй – со слов официанта с нерусским именем Ильяс, но тем не менее…
– Ты хочешь сказать, что это один и тот же человек? – спросил полковник, все еще не веря.
– Ну! – воскликнул Маркелов, наконец-то давая волю торжеству. – Этот «змеелов», продавец змеиного яда, и покупатель по имени Гриша – одно и то же лицо! Он сам у себя яд покупал! Еще и потерял на этом двести пятьдесят тысяч! Вы понимаете?
– Ничего не понимаю, – честно признался полковник.
– И я тоже! – засмеялся счастливо Маркелов. – Но это уже след! Наконец-то мы сдвинулись с мертвой точки! Может так получиться, что Звонарева убили совсем не за долги! Тут интрига какая-то. Возня вокруг него возникла. Его кто-то заманил в ловушку, а он даже не понял, что же на самом деле происходит.
Глава 55
Сначала Полина и Антон ехали по дороге, соединяющей Лимасол и Пафос, потом, почти сразу за деревушкой под названием Куклия, повернули направо, в направлении Никоклеи и Геровасы, судя по дорожным указателям, и тут уже дорога запетляла по живописным холмам, неплотно усеянным немногочисленными деревьями.
– У меня есть знакомый, – сказала Полина. – Мальчишка по имени Миха.
Михина судьба по-прежнему не давала ей покоя.
– Миха? – повернул голову Антон.
– На самом деле его Мишей зовут, он русский. Живет здесь со своим отцом. Славный мальчишка, отец ломает его через колено, он вообще жуткий тип…
– Отец?
– Да, отец. Из «новых русских». Когда-то сидел в тюрьме. Лексикон у него такой, что, как мне кажется, ему гораздо привычнее изъясняться непечатно, чем как-нибудь иначе, а в моем присутствии он просто наступает на горло собственной песне, – невесело усмехнулась Полина. – Не знаю, где Михина мать, но так получается, что мальчишку воспитывает отец, и как же он его воспитывает!
Покачала головой.
– По крайней мере, этот мальчик живет в более-менее нормальных условиях, – пожал плечами Антон. – Если у его отца здесь есть бизнес, то мальчишка, по-видимому, ни в чем не нуждается, и окружение у него, я думаю, нормальное – ни шпаны, ни наркоманов, плюс к этому – хорошая экология, фрукты круглый год. Наверное, многие родители были бы не против, чтобы их дети жили так.
– Возможно, – сказала Полина, вздохнув.
А весенние кипрские пейзажи не позволяли настроению испортиться окончательно. Зеленый травяной ковер с узорами цветов покрывал землю и радовал глаз. Над этим ковром, который еще не успело выжечь до унылой желтизны немилосердное летнее солнце, высоким шатром раскинулось неправдоподобно синее небо. Справа от дороги местность была ниже, и вскоре Полина увидела не то сильно обмелевшую реку, не то разлившийся сверх меры ручей, весело бегущий по каменистому руслу. Узкая дорога петляла меж холмов, как каракули младенца, и за каждым поворотом взору открывалось что-нибудь новое: то деревня, где седые старики сидели у дверей «кафенион», местных кофеен, куда закрыт вход женщинам;
– Эта дорога даже специально отмечена на туристических картах как представляющая особенный интерес, – сказал Антон.
– Из-за своих видов?
– Да.
Вдруг попался на пути косарь: усатый киприот в широкополой шляпе. Мелькнул и исчез, и снова ни людей, ни машин.
– А вы любите уединение, Антон.
– Наверное.
– Точно любите.
– А вы?
– Наверное, – в тон собеседнику ответила Полина и засмеялась. – По крайней мере, вы научили меня это любить.
Чтобы никого вокруг, чтобы скалы, кедровые деревья, и чтобы никаких звуков, напоминающих о присутствии человека.
Антон свернул с асфальта. Грунтовая дорога пролегла среди однообразно крючковатых кореньев, которые торчали из земли в соответствии с планом неведомого садовода – ровными, под линеечку, рядами.
– Это виноград, – сказал Антон. – Здесь лучшие на Кипре виноградники. Предгорья задерживают приходящие с запада, от Пафоса, тучи, проливаются дожди – климат самый подходящий. В соседнем Омодосе из винограда делают вино.
В Омодос они как раз и направлялись.
Машина подпрыгивала на неровностях дороги, тянулись и тянулись ровные ряды не успевшего еще зазеленеть винограда, полное безлюдье, и вдруг – снова асфальт и открывшиеся неожиданно взорам путешественников дома близкой уже деревни.
– Омодос, – сказал Антон. – Если в Лефкару едут за вышивкой, то сюда – за вином.
Машину они оставили на небольшой площадке, где было совсем пустынно. Короткая улочка вывела их на нарядную деревенскую площадь: дома в один-два этажа, сплошная череда таверн и торговых лавок, разновеликие бутыли с вином выставлены прямо на улице, сама площадь замощена камнями, плотно пригнанными друг к другу. Под навесами расставлены столы, можно сразу отведать местного вина, но Антон увлек Полину в лабиринт узких улиц, начинавшихся от площади. Белоснежные ограды, белоснежные дома, красная черепица крыш, цветы в кадках выставлены прямо на улицу, и без того узкую, и уже вряд ли тут проедет машина; крохотный дворик, вдруг открывающийся взорам за приоткрытой ажурной калиткой; аккуратный балкончик, нависший над узкой улицей, на тот балкончик хозяйка выйдет только за тем, чтобы полить высаженные там во множестве цветы; через забор свешиваются ветки апельсинового дерева, несколько больших ярко-оранжевых плодов лежат на тротуаре, и никому нет до них дела, никто не поднимет; окна домов закрыты ставнями, будто их обитатели решили создать иллюзию необитаемой деревни – пускай ничто не мешает туристам знакомиться с Омодосом.
– Деревни такими не бывают, – сказала Полина, жмурясь то ли от яркого весеннего солнца, то ли от белизны окружающих ее стен, то ли оттого, что верила в то, что так бывает.
Они вновь оказались на площади, над которой плыл мелодичный перезвон. Это ветер небрежно трогал выставленные на продажу сувениры для туристов, связки полых металлических трубок и блестящих на солнце разновеликих стержней – стоило только их коснуться, привести в движение, как раздавался мелодичный звук.
Антон угостил Полину вином – легким, легче сока; оно было как сладкая вода, но после первого же стаканчика и краски вокруг стали ярче, и люди веселее.
– Ну как? – спросил Антон.
– Лучше не придумаешь.
– Тогда повторим?
И еще один стаканчик. Небо стало таким синим, что им можно было залюбоваться. Ветер потеплел и стал нежнее. Хотелось смеяться безо всякой причины и так же без причины радоваться жизни.
– Позвольте, я предложу вам еще один стаканчик?