Семь лепестков
Шрифт:
— Подразумевалось, что взяв эти часы, я буду ему должен, — сказал Андрей, — Так, собственно, и получилось.
— То есть коммерчески осмысленный случай превращается в анекдот только благодаря тому, что утерян контекст, — сказала Лера, — и если бы мы знали, что происходило между ними раньше, мы бы поняли, почему один из них купил другому мерседес… по-научному называется «потлач».
— На «пиздец» похоже, — хохотнул Поручик.
— Заебал уже со своим матом, — отмахнулась Лера и продолжила, — потлач — это форма символического обмена, когда в конкуренции между вождями кланов они обмениваются подарками. И кто больше подарит —
— Каких таких кланов? — спросил Альперович, постукивая пальцами по столу.
— Ну, кажется, племен индейских.
— Мы для этого, — сказал Поручик, — используем женщин: кто ей больше подарит, тот ее и — того-с.
— Вот и я говорю, — согласилась Лера, — вы используете женщин.
Использовал ли меня кто-нибудь? — подумала Женя. Лера говорила ей после своего возвращения из Лондона, что жизнь при богатом муже и без собственных интересов должна быть унизительна. Не отвечать же ей, что у нее собственных интересов — пруд пруди. Вот сидит ее интерес, наливает себе водку, шушукается с Альперовичем, смеется анекдоту. Кто меня использует? Ромка? Леня? Я сама использую их — для денег или для удовольствия. Пожалуй, иногда хотелось бы и самой быть использованной. Чтобы, наконец, расслабиться и плыть по течению. Как когда напивалась первые разы, пока еще не вошло в привычку. Принять ли, что ли, в самом деле, эту марку? Интересно, что будет?
— А если подарков не брать? — спросил Альперович.
— Нельзя, — сказала Лера, — западло. Тогда ты проиграл.
— А если стрелки перевести? Кому-то другому передарить?
— Тоже западло, — вдруг сказал до того молчавший Белов, — я считаю, надо брать, что дают. Нельзя отказываться. Иначе — какой ты вождь? Или там — коммерсант.
Да, она всегда брала, что ей давали. Это точно. Мальчики могли бы ею гордиться. Она, на свой манер, тоже неплохой коммерсант. Понять бы только, что она продает. Вряд ли — свое тело.
Женя встала и прошла через весь зал к стереосистеме. Пусть все любуются, подумала она. Тридцатник, а фигура как у двадцатилетней. Она включила музыку.
— О! Молодость-молодость! — заорал Поручик, — членом туда, членом сюда. Бони эМ и АББА.
— Пойдемте танцевать, — закричала Женя, перекрикивая ностальгическую музыку.
— Хороший я диск заначил, а? — кричал Белов.
Звук чуть приглушили, чтобы не мешать разговору.
Поручик обнял Лерку, и они стали танцевать. Боже мой, подумала Женя, почему так? Почему Лерка всегда в центре внимания? Ведь еще со школы… а теперь посмотреть на нее — что осталось? Она чувствовала, что настроение стремительно портится.
— У меня все — по высшему разряду, — кричал пьяный Белов, — что дом, что музыка.
— У тебя отличный дом! — крикнула Лера.
— Скажи спасибо Альперовичу! Его находка!
— А почему сам не взял? — спросил Роман.
— Зачем мне? — ответил Андрей, — у меня нет гигантомании. Мне бы чего поменьше.
— Восемнадцатый век, не хуй собачий! Красота! — кричал Белов. — Главное — подоконники широкие.
Все-таки помнит, подумала Женька. Подоконники широкие! Смешно вспомнить. Сколько нам лет тогда было? Тогда еще Брежнев умер — кто мог знать, что будет дальше.
Заиграл «One Way Ticket», и Поручик, отлепишвись от Леры, заорал, подпрыгивая и размахивая руками:
— Ромка, помнишь новогоднюю дискотеку?
А что там было на новогодней дискотеке? — подумала Женька. Уже и не вспомнить.
Белов запел:
Синий, синий иней лег на проводаВ небе темно-синем синяя звездаТолько в небе, в небе темно-синем.УУУУ…А Поручик не в такт подпел:
УУУУ… Пиздец!Билет в один конец!Пиздец, подумала Женька. Как я устала от всего. Одна и та же музыка полжизни, одни и те же шутки, одни и те же мужчины. Надо что-то сделать.
Она вернулась к своему стулу, открыла сумочку и вынула оттуда прозрачный конверт. Маленький клочок бумаги, в самом деле — как лепесток. Даже рисунок похож. Что она увидит сейчас? Андрей говорил Леньке, что это самый лучший способ измениться.
Внезапно почувствовала приступ решимости, словно перед прыжком в воду, словно перед первым самостоятельным поступком в жизни.
— Эй, — крикнула она, — смотрите! Я сейчас приму ЛСД.
Все замерли. Глаза снова были прикованы к ней. Она с удовольствием видела, как с лиц сбегает выражение делано-беззаботного веселья. Теперь они вновь стали разные: Белов смотрел с недоумением, Леня — с восторгом, Рома — с раздражением, Андрей — с ужасом, а Лерка — с одобрением.
Она быстро пробормотала стишок (… возвращайсясделавкруг…) и крикнула:
— Это мой последний лепесток!
— А с ума ты сейчас не сойдешь? — спросил Белов.
Хотела бы я знать, подумала Женя.
— Вряд ли, — ответила Лера, — говорят, здоровым людям это только полезно. Да и доза небольшая.
Женя высунула язык и положила на него бумажку. У нее успела мелькнуть мысль, что желание-то она забыла загадать! Что же попросить, господи Боже мой! Чего-то, о чем она забывала все эти годы, что-то самое сокровенное, настоящее, главное! Что-то не про деньги, не про приключения, не про удачу. Может быть — про несбывшуюся любовь? Тут она заметила, что Альперович с искаженным лицом метнулся к ней, но внезапно все закружилось и только припев One Way Ticket навязчиво звучал в ушах, пока перед глазами проносились разрозненные картины: две девочки у телевизора, луна в проеме окна, бритая голова Володьки Белова, колечко с цветком, чучело орла над прилавком, самолет посреди дискотеки, а потом все закружилось, и она поняла, что значит билет в один конец, и поняла, что круг сделан, и пора бы вернуться. Но в этот миг ее тело коснулось земли, а душа взлетела ввысь, навстречу семи неведомым существам с нерусскими именами.
Словно эхо выстрела Поручик сказал «Ах, блядь!». Альперович вскочил, опрокинув стул, а Белов неожиданно резко выхватил откуда-то из подмышки пистолет и замер, не зная, куда его направить. Лера первая взбежала по лестнице, и ее крик словно придал сил находившимся внизу. Через мгновение все уже толпились в жениной комнате. Леня лежал на полу, рука его сжимала пистолет, кровь, пульсируя, вытекала из дыры в черепе.
— Что говорят-то в таких случаях? — пробормотал Поручик.
— Ashes to ashes, прах к праху, — ответил Альперович, — впрочем, я не знаю.