Семь ликов Японии и другие рассказы

Мушг Адольф

Она не утеряна, Габриэль! На свете ничего не теряется! Вы позволите сделать Вам признание? Выразить мое самое сердечное желание? Мне хотелось бы, чтобы именно Вы подарили нам эту perdita. У меня все еще звучит в ушах волшебный голос Вашей скрипки. Через двадцать лет это еще не поздно, чтобы он зазвучал снова. Я предполагаю, что Вам выпала нелегкая доля, – придите в мою обитель, вдохните чистый воздух полной грудью, отойдите душой, проведите здесь несколько дней! Но сначала Вы будете, нет, Вы должны играть. Партию виолончели я уже переложил для скрипки, а basso возьмет

на себя мой друг Лауро и исполнит партию на рояле. Мировая премьера, Габриэль! Только давайте пока держать это в тайне. Вы не будете испытывать никакого дискомфорта, играя в маленьком симпатичном кругу моих гостей. А после этого мы всегда еще успеем выйти на большую сцену! Мои гости – это любительская публика, другая ко мне не ходит. Но они смогут, по крайней мере, оценить, что мы одарили их двойным подарком – perdita и Вы! Нет, Вы не можете мне в этом отказать. Подарите еще мне лично радость встречи: музыка вечна, но и подлинные чувства тоже.

В радостном ожидании, Ваш…

И потом это имя, как Туттифрутти [24] .

– Концерт, Саша, – это слишком поздно для меня. А может, мы поедем вместе? Ты согласишься сопровождать меня, ну, как бы аккомпанировать мне?

– На чем? Что ли, на губной гармошке? – спросил Макс. – Или на крышках от сковородок?

Тогда она обняла его и еще раз назвала Сашей.

Пожалуйста! Будь добра. Его зовут Макс, как его отца. Роланд Макс. Роланд Эмм… И его к тому же никто не приглашал.

24

Tuttifrutti (ит.) –компот (детская дразнилка).

Флейтист милостью Божьей понятия не имеет, что на свете еще и Макс существует.

– Саша! Ты еще не в кровати? Ты уже дочитал свой комикс? Ты не можешь заснуть?

– Тут даже телевизора нет.

– Это ваш мальчик, Габриелла? Смотрите-ка, он, оказывается, умеет разговаривать по-немецки.

Все трое обернулись на Макса и демонстрируют ему свои туго накрахмаленные сорочки с бабочкой. Навозный жук, лысый коршун и акулья морда. Такими старыми, как они выглядят, им никогда не быть.

– Саша, – говорит дама, – скажи: добрый вечер.

– Спокойной ночи, – дерзит Макс.

– А он за словом в карман не полезет, – говорит акулья морда. – Тебя зовут Саша? Ах, какая у тебя обворожительная мама! И тебе, конечно, хочется послушать, как она играет?

– А разве в номере не слышно? – спрашивает дама и краснеет. У нее на лбу взмокла пудра, на носу ее давно уже нет.

– Ничеготам не слышно, – говорит Макс.

– Как он может спать при таком шквале аплодисментов, – высказывает предположение лысый коршун.

– Он хочет слышать вас,Габриелла, – фистулит акулья морда. – Он просто не выдержал и не смог остаться в постели. Ничего удивительного!

– Я в этом не уверена, – говорит дама и улыбается так жалобно, что вызывает у всех сочувствие. – Саша, ты знаешь, во время

концерта нельзя никому мешать. Это неприлично.

– Да пусть остается, Габриелла, – пыхтит навозный жук Туттифрутти. – Мальчонка приоделся, он для васоделся по-вечернему Пойдем, юный друг, найдем для тебя подходящее местечко. В первом ряду!

– Это господин Бенедетти, Саша, он сделал этот вечер возможным. Мне кажется, ты еще даже не подал ему руки.

Когда и после этого никакого движения, акулья морда ободряющим тоном говорит:

– Бенедетти как Буонарроти. Ну, как Микеланджело – его-то ты наверняка знаешь.

– Прошу вас, –говорит Габи.

Когда они прибыли в отель, на такси, никакой Бенедетти их в дверях не встречал. Он позвонил только тогда, когда они уже поднялись в номер. Он ждет ее на бокал шампанского в фойе. Ты пойдешь со мной, Саша? – этого она не сказала. Я скоро вернусь, Макс, – только и всего, – почитай пока комикс.

Он даже мизинца не подаст этому господину. А тот уже заграбастал его руку целиком в свою и потянул за собой из артистической уборной. Без всякого успеха. Там, где Макс стоит, там он и будет стоять.

– Саша, – раздается над ним громкое сопение. – Значит, тебя зовут Александр.

Вовсе это так не значит.

– Вообще-то его зовут Макс, – шепчет дама.

– Макс? – спрашивает Бенедетти, гладит его по голове и оставляет там лежать свою лапу. – Это прекрасно. Хотя Саша было бы не менее прекрасно. У меня тоже есть Саша. Его, собственно, зовут Александр. Он уже взрослый, инженер-машиностроитель. А тыкем хочешь стать?

– Только неинженером-машиностроителем, – говорит Макс.

– А на каком инструменте играешь ты?

– Он начал учиться на виолончели, – быстро говорит дама. – Макс, ты будешь сейчас послушным мальчиком и пойдешь с господином Бенедетти в зал. Или снова в наш номер. Пожалуйста!Антракт закончился.

Навозный жук берет его покрепче за локоть. Без полицейской хватки, пожалуйста,если Максу тоже можно попросить. Он и сам может пойти. И он идет, да так быстро, что Бенедетти за ним не поспевает. А вот и зал. Люди уже все снова собрались, сидят рядом друг с другом, как в школе. Все такие чинные, и все до одного древние-предревние. Мужчинам лет по сто, а женщинам и того больше. Еще и усмехаются, ведьмы из воскресной школы, головы у всех как у мертвецов. Он стоит не двигаясь, Бенедетти опять схватил его за локоть.

– Сын нашей артистки, дамы и господа. Саша, многообещающий виолончелист.

И тут кто-то начал аплодировать. А за ним еще один, и вот они уже все хлопают в ладоши так, что бренчат их костяшки.

Пожалуйста!

Макс чувствует, что лицо его становится пунцово-красным. Он вырывается у Бенедетти, когда тот хочет силком усадить его на стул в первом ряду, бежит и садится в заднем ряду с самого краю.

Перед ним еще три пустых ряда. Ближайшее стариковское царство удалено от него на расстояние светового года. Затылки у всех седые.