Семь мармеладных поцелуев
Шрифт:
— Даже не думай сбегать, понял? Тут камеры у ресторана и куча свидетелей. Я тебя из-под земли достану.
Не знаю, что там ответил ему бородач, потому что мой желудок вдруг пронзила такая боль, что я ахнула и схватилась за живот. Сразу же заныли содранные колени и вдобавок закружилась голова.
Ларский повернулся в мою сторону и в несколько коротких шагов оказался рядом.
— Аня, где болит? — громко воскликнул он, но совсем не тем жутким голосом. Сейчас в его интонациях отчетливо слышалось волнение и… испуг?
— Живот, —
— Живот?! Он тебя по животу ударил?! — голос Ларского опять уподобился тому, каким он орал на бородача.
Он уже повернулся в сторону виновника ДТП с намерением вновь начать разборки, но я схватила его за рукав пиджака и пробормотала:
— Не бил он меня, это от китайской еды, будь она неладна.
— Точно?
— Угу.
Я избегала смотреть в лицо Ларскому, потому что чувствовала себя чертовски неловко в этой ситуации. Но когда он попросил меня подняться и аккуратно придержал за локти, я невольно скользнула взглядом по его лицу и очень удивилась. Ларский выглядел одновременно растерянным и обеспокоенным. Все еще придерживая за локти, он осторожно подвел меня к машине и усадил на переднее пассажирское место.
— Извините, что так вышло, — пробормотала я, немного расслабившись в уютном салоне автомобиля. — Я оплачу расходы на ремонт.
— Их оплатит страховка этого оленя. Если, конечно, она у него есть, — сказал Ларский.
Сунув правую руку в карман брюк, левой он оперся о крышу Роллс-ройса и поглядывал то на меня, то на бородача, который топтался у своей машины.
— А если ее нет? — поинтересовалась я. Желудок почти перестал меня мучить, но голова и колени все еще болели.
Ларский перевел взгляд на меня и сказал:
— Значит, заплатит из своего кармана.
— А кто заплатит за его ремонт? Вы?
— С чего вдруг?
— Я просто не знаю, как все это работает, — виновато произнесла я.
Хмыкнув Ларский с неохотой пояснил:
— Виновник он, а не ты, а значит, за все платит он. И за ремонт моей машины, и за ремонт своего барахла.
— Барахла? — переспросила я. Судя по беспокойству бородача, он не считает свою машину барахлом.
— В сравнении с моей — это барахло. И вообще, зачем ты вышла из машины? — Ларский вдруг повысил голос и сейчас был похож на учителя, который отчитывал нерадивого ученика. — Надо было заблокировать двери и позвонить мне.
— Я испугалась, — призналась я, отведя взгляд в сторону.
— Меня?
Я кивнула. Посмотрела на Ларского из-под ресниц — он выглядел растерянно. Как будто новость о том, что его боятся, стала для него сенсацией.
Мечущийся взгляд Ларского остановился на моих коленях, зеленые глаза расширились, а рот чуть приоткрылся. Я сделала вид, что не заметила его реакции на мои содранные колени. Сунула руку в карман плаща, и, не нащупав там телефона, вспомнила, что он остался в луже.
— Вот же блин!
— Что такое? — сразу же среагировал Ларский.
— Телефон в луже остался, — жалобно произнесла я.
При мысли о том,
Бросив хриплое «щас», Ларский отошел от машины, а спустя некоторое время вернулся с моим телефоном, который брезгливо держал двумя пальцами.
— В бардачке есть сухие и влажные салфетки, — сказал он и, скользнув взглядом по моим босым ногам — обувь я сняла сразу же, как села в машину, — взял туфлю с отвалившимся каблуком и посмотрел на ее подошву.
— А каблук мой не видели? — с надеждой спросила я. — Приклеить бы его…
Ларский одарил меня надменным взглядом, вернул туфлю и сказал:
— Я отойду ненадолго. Закройся и ни с кем не разговаривай. Жди ребят в форме.
Я кивнула, закрыла дверь и зафиксировала замки. Глядя на удаляющуюся спину Ларского, я подумала о том, куда он вдруг намылился. Может, проводить инвестора? Кажется, из ресторана он вышел один. Хотя, в этой суматохе я могла и не заметить Кайла Чо и его спутников.
Как только Ларский ушел, бородач сразу же подбежал ко мне и начал стучать в окно и требовать разговора. Я же сделала вид, что не только не слышу его, но еще и не замечаю. Очистила телефон от грязи, протерла сухими салфетками и попыталась включить — не получилось. После четвертой попытки я сдалась и, краем глаза поглядывая на курящего в стороне бородача, включила тихую и спокойную музыку.
Вскоре приехали инспекторы ГИБДД, а чуть позже из-за угла ресторана показался Ларский. В руках у него было несколько пакетов, которые он, подойдя к машине, сунул мне.
— Что это? — удивилась я.
— Разберешься, — буркнул он и направился к инспекторам.
Один из пакетов — самый маленький — был из аптеки. В нем лежали перекись водорода, ватные диски, пластыри, йод, куча средств от изжоги и боли в желудке, а также два вида обезболивающего и бутылка воды.
— Вы что, умеете заботиться? — произнесла я, глядя на стоящего рядом с инспекторами Ларского.
Следующий пакет был значительно больше. В нем лежала коробка, а в коробке — аккуратные кожаные балетки лилового цвета. Они абсолютно не сочетались с одеждой, что была сейчас на мне, и вряд ли будут сочетаться с остальным моим совершенно неярким гардеробом, но факт того, что Ларский купил их для меня, чтобы я не мучилась со сломанными туфлями, вызвал во мне огромное чувство благодарности.
Откинув в сторону ненавистные туфли, я обула мягкие балетки и удивилась тому, как идеально они подошли мне по размеру.
— Не такой уж ты и ужасный, — произнесла я, глядя на то, как Ларский уверенно отвечает на вопросы инспекторов.
Когда все было улажено, он вернулся в машину и сел на водительское место. Взглянул на мои колени, которые я лишь полила перекисью водорода, Ларский нахмурился и спросил:
— Почему не обработала ссадины?
Стыдно признать, но я с самого детства до ужаса не любила жжение от йода или зеленки. Все мои ссадины и порезы всегда обрабатывала мне мама, осторожно, едва касаясь кожи и всегда дуя на больное место.