Семь минут
Шрифт:
— Да, сэр.
— Передай маме, что мне хотелось бы завтра в десять утра поговорить с ней о работе. Я дам тебе свой адрес, а если у нее не будет времени, пусть она позвонит. — Он медленно продиктовал адрес и номер телефона. — Скажи маме, что я надеюсь увидеться с ней. И что я оплачу проезд.
— Хорошо, мистер Баридд.
— Барретт. С двумя «т» на конце. — Майк опять повторил свою фамилию по буквам. — Сейчас понял?
— Да, сэр, я все ей передам.
Выйдя из телефонной будки, Барретт подписал счет и забрал свою кредитную карточку. Возвращаясь к машине, он с удовольствием вспомнил слегка разомкнутые влажные губы Мэгги Рассел, ее взволнованно вздымающуюся грудь под блузкой, чуть покачивающиеся при ходьбе бедра. Визуальное изнасилование, подумал он, и эта мысль разом лишила его сил.
Интересно, что она хотела узнать о нем и Фей?
Фей!
Господи, чуть не забыл. Часы показывали восемнадцать минут двенадцатого. Фей придется ждать как минимум полчаса, пока он доберется домой. Она не привыкла ждать, значит, предстоит нелегкий разговор. Придется придумать убедительное объяснение своему опозданию. Только не приплетая сюда Мэгги Рассел. Он откопал свидетеля и разговаривал с ним. Это еще может сойти.
Возможно, ему и не придется объясняться сейчас, потому что Фей могла рассердиться и уехать домой.
Но это казалось ему маловероятным. Сегодня была ночь, которую Фей называла «ночью гейши», и она ни за что не позволит ей пропасть даром. Эти ночи нравились ей, да и он сам обычно с нетерпением ждал их, только вот сегодня очень устал. К тому же он уже «побывал» с одной женщиной, а две казались излишеством. И все же придется «переспать» с двумя.
Майк Барретт сел в машину.
«Еду, Фей».
И он помчался к своей гейше.
Фей поверила его объяснениям, и все обошлось. Она смешала коктейли, и они легли на диван. Фей сплетничала, дразнила его поцелуями и старалась, чтобы ему было хорошо, но через полчаса ей захотелось в постель.
И вот в начале первого Барретт стоял босиком около кровати и снимал рубашку и брюки. Когда Фей вышла из ванной, он уже разделся до трусов.
Фей Осборн подошла к проигрывателю и нашла пластинку, под которую ей больше всего нравилось заниматься любовью, — «Танец огня» Мануэля де Фальи, — завела ее и приглушила звук. Она несколько секунд танцевала под музыку, потом подошла к кровати. Барретт решил, что без одежды Фей намного женственнее и приятнее. Как обычно, она надела прозрачное неглиже, которое было завязано ленточкой на шее. Распущенные белокурые волосы делали ее лицо более круглым, сквозь прозрачный шелк виднелись бурые соски луноподобных грудей, плоский живот с глубоким пупком и темный треугольник волос, спускающийся к узкой промежности.
В Майке проснулось желание, и он начал снимать трусы, даже не добравшись до кровати.
— Майк, ты всегда держишь это рядом с постелью, как Библию?
— Что?
Он оглянулся через плечо.
Фей держала в руках «Семь минут».
— Это лежало рядом с лампой.
— Я держу ее под рукой, потому что приходится все время туда заглядывать при подготовке к процессу. Знаешь, она мне совсем не надоедает. — Он бросил трусы на стул и лег в постель. — Дорогая, я по-прежнему хочу, чтобы ты прочитала ее.
Фей бросила книгу на столик и села, откинувшись на подушку.
— Я прочитала ее вчера ночью, Майк, — елейным голосом сказала она.
— Почему же сразу не сказала? — Он придвинулся к ней и приподнялся на локте. — Ну, теперь-то ты согласна со мной?
Фей протянула руку и погладила его обнаженную грудь.
— Майк, сейчас, когда мы в постели, самое время для откровенного разговора, правда?
— Какого еще откровенного разговора? Ты имеешь в виду книгу?
— Да, потому что…
— Дорогая, разговор может подождать. Давай поговорим позже. Сейчас я…
Он начал обнимать Фей, но она подняла руку и остановила его:
— Нет, пожалуйста, именно сейчас. Это займет не много времени. Потому что книга… Он вошла в наши жизни. Не возражаешь?
Его желание улетучилось, на смену страсти пришло раздражение.
— Возражаю? Почему я должен возражать? — Барретт постарался говорить ровным голосом. — Если хочешь сначала поговорить, давай поговорим. Для дачи показаний суд вызывает потрясающую и неотразимую Фей Осборн…
— Майк, я буду говорить серьезные вещи.
— Я буду серьезно слушать, — кивнув, сказал он.
— Ты согласен, что мы должны быть кристально честными по отношению друг к другу?
— Да, кристально честными.
— Хорошо, Майк. Сейчас я расскажу тебе о твоей драгоценной книге. Нет, не думаю, что ты прав. Я считаю, что ты ошибаешься. — Она дотронулась до его плеча. — Майк, давай поговорим начистоту. Твои «Семь минут» мне страшно не понравились. Это грязная, вульгарная порнография, невероятно мерзкая и насквозь лживая. И я знаю, что в глубине души ты согласен со мной. Сейчас никто, кроме меня, тебя не слышит. Забудь о своем участии в деле. Я ведь сказала правду, Майк?
Он сел и покраснел.
— Нет, черт побери, не правду. Именно красота книги заставила меня согласиться защищать ее, а не наоборот, как ты думаешь. О чем ты говоришь, Фей? Я не могу поверить своим ушам. Правда, не могу. Как ты ее назвала?
— После того как я ее прочитала, мне захотелось вымыться с мылом. Я назвала ее вульгарной, грязной, порнографической и лживой. Если бы я раньше знала ее содержание, я бы никогда не разрешила тебе защищать такую гадость. Ты согласился, что мы должны быть честными, Майк. Я говорю честно.
— Ладно, ты говорила откровенно, но я хочу понять тебя. Что ты нашла в «Семи минутах» отличного от того, чем мы занимаемся каждую неделю и чем собираемся заняться сегодня? Ты считаешь то, что мы делаем, грязным и вульгарным?
— Майк, как ты смеешь сравнивать эти две вещи? — Фей гневно выпрямилась. — Мы не делаем ничего неприличного, говорим на приличном языке, наша любовь честна, но даже в этом случае я считаю это сугубо личным делом, которое нельзя выставлять напоказ. Секс должен принадлежать только двоим.