Семь молоденьких девиц, или Дом вверх дном
Шрифт:
— Да, это делается по желанию отца, — перебила я. — Ты ведь знаешь, что у нас почти каждое лето устраивается благотворительный базар. В этом году на расходы по приходским делам нужна особенно крупная сумма, и мы постараемся сделать так, чтобы базар привлек побольше публики.
— Да-да, — прибавила Адель, — мы все очень озабочены организацией этого базара, который должен иметь блестящий успех. Мы предполагаем, между прочим, поставить палатку, в которой вы, мистер Джек, будете играть роль цыганки-ворожеи.
— О, — вскричал Джек, — вот так потеха! Что же, я должен нарядиться цыганкой?
— Да,
— Из этого, однако, не следует, что мистер Джек может слишком много возомнить о себе, — заметила Джулия, — хотя мне действительно кажется, что эта роль очень ему подойдет.
— Послушай, Мэгги, — начал Джек, когда мы с ним вдвоем гуляли по лесу, — какие эти приезжие девицы веселые и интересные, они мне чрезвычайно нравятся. Эта маленькая американка, Джулия, просто красавица. Ты знаешь, что я, собственно говоря, не особенно-то жалую девчонок и считаю их ужасно надоедливыми, но эта Джулия — прелесть что за девушка! В ней нет никакого жеманства, и она такая остроумная.
— И Адель, вероятно, тоже тебе нравится?
— Да, и она, и остальные девицы; в каждой из них есть что-то привлекательное. Но что с тобой, Мэгги? У тебя такое странное выражение лица…
— Ах, пустяки! Решительно ничего.
Джек пристально посмотрел на меня.
— Нет, я подмечаю в тебе что-то новое. Да ты, кажется, просто ревнуешь! Ну, ты это лучше брось, Мэгги. Разумеется, ты всегда у меня будешь номером первым. Ведь ты же моя родная сестра и все такое прочее. Но все-таки мне очень нравятся эти американки! Мы тут с ними обязательно затеем какие-нибудь штуки, чтобы повеселее провести время моих каникул. Ну и довольно про них. Я хотел спросить тебя, почему ты тогда так долго не высылала мне деньги, я ведь их ждал с первой почтой? Я мог бы из-за тебя вляпаться в очень неприятную историю.
— Прости, Джек, но у меня не было возможности их выслать раньше.
— Вот видишь, а будь на твоем месте брат, он бы обязательно ухитрился это сделать. Мы, юноши, готовы сделать все, чтобы выручить товарища. А в особенности имея от этого товарища вещественный знак памяти в виде переломанной надвое трехпенсовой монеты. Ведь если бы ты меня не выручила из беды, на тебя пало бы проклятие! Меня запросто могли бы исключить из школы! И если бы это случилось по вашей вине, мисс Мэгги, то я никогда бы этого не простил. Я просто возненавидел бы тебя, вот что!
— Однако же этого не случилось, — со вздохом возразила я. — Ведь я же все-таки выслала тебе деньги вовремя.
— Да, разумеется, — ответил Джек высокомерным тоном. — Ну ладно, не будем больше об этом толковать. Все кончилось благополучно, и я уже забыл об этой истории.
— Но я-то не забыла, — заметила я. — Я очень исстрадалась, Джек, уверяю тебя.
— Исстрадалась, — повторил Джек, повернувшись и взглянув мне в лицо. — Да, в самом деле у тебя какой-то измученный и озабоченный вид. Ты даже будто подурнела, Мэгги. По моему мнению, из тебя не выйдет ничего путного, ты будешь дурнушкой. А некрасивые женщины не имеют никакого успеха в обществе, мы, мужчины, в них не влюбляемся. Ты умрешь старой девой, Мэгги, точно! Ну-ну, вот ты
Тут Джек покатился со смеху, уверяя меня, что выражение моего лица вызывает в нем неудержимый хохот.
— Право, на тебя стоит посмотреть, Мэгги! — воскликнул он. — Это своего рода представление! Просто «не тронь меня»! Прости, не могу удержаться от смеха! Ну, а теперь у тебя и слезы на глазах… Эх ты, бедняжка, Мэгги! Право, я не хотел тебя обидеть. Давай-ка мириться! Я готов даже поцеловать тебя, если хочешь. — Джек нагнулся и подставил мне свою гладкую щеку. — Да, вот еще что, Мэгги, кстати, я вспомнил, — продолжал он, — сделай одолжение, не выставляй меня таким дураком перед твоими подругами.
— Что ты говоришь, Джек? Я выставляю тебя дураком?
— Ну да! Ты все обнимаешься со мной и устраиваешь разные чувствительные сцены. Я этого терпеть не могу — как-то глупо обниматься и нежничать с родной сестрой. Прошу тебя, чтобы этого больше не было. Я не прочь поцеловать тебя при случае, если ты будешь добра ко мне и когда мы одни, а при посторонних я отказываюсь от этих нежностей.
— Но разве ты запретишь мне целовать тебя, когда мы здороваемся по утрам и прощаемся перед сном, Джек? — спросила я, жестоко оскорбленная в чувстве сестриной любви. — Ах, как ты меня мучаешь, Джек!
— Пожалуй, если уж ты непременно этого желаешь, — ответил Джек. — Только, прошу тебя, не плачь. Это несносно, когда ты распускаешь нюни! И только с условием: по одному поцелую утром и вечером, и баста! Без всяких этих объятий, которые я ненавижу. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Да, я отлично понимаю, — грустно сказала я, — я готова и вовсе не целовать тебя, если это тебе так неприятно.
— Ну вот, теперь она обижается! Я так и знал, что этим кончится. Выходит, я правду говорил, что ты «бедняжка, не тронь меня»!
— Ах, Джек! — начала я. — Если бы только ты знал…
— Только, пожалуйста, нельзя ли без слез, у тебя их, кажется, неиссякаемый запас! Полно же, приободрись и давай поболтаем. Ведь я же очень рад, что я снова дома и вместе с тобой. Ну, пока мы сейчас здесь одни, я тебя обниму еще раз, чтобы развеселить. Но только один поцелуй, хорошо? Давай-ка поскорее!
Джек обвил мою шею руками, наклонил голову и поцеловал меня во влажную от слез щеку.
— Слушай, Мэгги, да ты вся мокрая! — сказал он, вытирая губы рукавом своей рубашки.
— Джек, — ответила я, — обещаю тебе, что не буду плакать и буду такой, какой ты хочешь, все время, пока ты гостишь дома. И еще раз скажу тебе, что люблю тебя больше всех на свете! Я, конечно, очень люблю и папу, и маму, но тебя я люблю особенно: мы ведь с тобой всегда были большими друзьями и всегда делили все наши горести и радости.
Джек кивнул головой в знак согласия.
— Ах, Джек, мой милый, хороший! — продолжала я и, уцепившись за его рукав, потерлась о него щекой. — Милый Джек, я никогда и ни за что не выйду замуж! Я хочу всегда оставаться твоей единственной сестрой. Мне хотелось бы всю жизнь неразлучно жить с тобой! И даже если ты будешь беден, я стала бы твоей служанкой — чинила бы твою одежду, стряпала бы для тебя и держала твою квартиру чистой, как стеклышко.