Семь мужей для избранной демоном-драконом
Шрифт:
А потом пришел Сокол. Специально ради меня — удостовериться, что я в порядке. Он ворвался в дом по-медвежьи неуклюже — в гремящих доспехах, взмокший от пота, с царапиной на щеке. Отбился от стайки родственниц Мэйриса, пошутив, что у котов девять жизней, а это значит, что все мужчины рода эн-Фелис целы и невредимы, и сгреб меня в охапку, обнимая с веселым и, как всегда, открытым смехом.
— Там за тебя волнуются уже, — объявил «норвежец», подразумевая дворец. — Наши все живы. После того как появились Дамиан с Андремаксом, у нас вообще не было потерь. За тобой собирались отправить Хейса, но эта каракатица в последний момент куда-то провалилась. Фаудо рвался его заменить — и клянусь, у него бы это получилось, если бы лекари не привязали его к столбу, чтобы спокойно заштопать, — расхохотался Сокол.
— Он ранен? — встревожилась я.
— Ничего страшного, самое большее — шрам останется. Пытался перещеголять меня в количестве убитых и напоролся на меч, — он с уважением хмыкнул. — Пожалуй, пора завязывать с тем, чтобы звать его разряженным петухом. Дрался ровирец сегодня как десяток демонов. Впору думать, что в том бою на арене я в самом деле победил случайно. Кстати, все свои победы он посвятил тебе, Рина.
Я натянуто улыбнулась. Кажется, некоторые женихи ко мне слишком сильно привязались. Жаль будет их всех расстраивать.
— А Дамиан? С ним что?
Наверное, я спрашивала чересчур настойчиво или на моем лице что-то отразилось, потому что «норвежец» вдруг посерьезнел и ревниво прищурился.
— А что с ним может быть? Мертвеца ни яд, ни оружие не берут.
— Сокол, — строго произнесла я. — Это важно.
— Да все с ним хорошо. Было бы плохо, на улице был стоял плач, а не гремел счастливый ор. Его потрепало чутка, когда дьярхи пытались нас выжечь своей колдовской дрянью, но он уже оклемался.
— А почему сам тогда не пришел? — тихо спросила я.
— Потому что ты его ждешь, — Сокол глянул на меня так сочувственно, словно не понимал, как я могу не догадываться об элементарных вещах. — А у тебя другая судьба, избранная.
— Вот как, — горько прошептала я.
Дамиан всегда так поступал. Приставлял следить за мной Сокола, заставлял стражу «не замечать» Мэйриса и Фаудо, устраивал встречи с женихами и притворялся, что ему ничего не известно о заговоре. А лично присматривал за мной только по ночам, приходил, когда я спала, думая, что я ни о чем не узнаю. Только я не слепая и не глухая, хотя долго и старательно пыталась быть такой. И у меня было время обдумать, что значат его слова «Если погибнешь ты, все перестанет иметь смысл, избранная ты или нет».
Я отвернулась. Дамиан даже себе вряд ли когда-нибудь признается в том, что он способен что-то чувствовать, не говоря уже о том, чтобы принять меня в свое сердце. Он так привык считать себя мрачным и бессердечным мертвецом, черствым сухарем, что решил, будто это и есть правда. Ничего, смысл еще найдется — в том же, в чем Дамиан его видел всегда, то есть в заботе об Алавире. А я…
У меня другая судьба. В этом он прав.
Ладонь со спрятанным в рукаве ножом впервые за последние часы перестала предательски дрожать.
— Пожалуйста, передай всем остальным, что мне жаль, — сказала я Соколу.
— Чего? — растерялся он и, заподозрив что-то неладное, метнулся ко мне.
Но было поздно — я уже читала заклинание, которому меня на крыше научила богиня. Оставались последние слова. «Мене, мене, текел, упарсин…»
И я уверенной рукой вонзила нож себе в грудь.
44. Вот и всё
Смерть оказалась лучше, чем я думала. Я боялась, что буду медленно истекать кровью, мучиться от боли, всхлипывать и жалеть о содеянном — в общем, испытывать весь сопутствующий такому глупому самоубийству ужас. Но фортуна меня и правда щадила — я помнила только вспышку боли от удара, а дальше сразу наступила темнота.
В этой темноте горели звезды. Я долго смотрела на них, плавая на бескрайних волнах. Если это и было море, то необычное — теплая вода выталкивала меня, и я бы не утонула, даже если бы сильно хотела. Наверное, так чувствуют себя те, кто решил поплавать в Мертвом море. Только для меня это не было метафорой. Я же действительно умерла.
Секрет оживления Дамиана оказался простым и одновременно сложным — магическим «до мозга костей». Чтобы вернуть одну жизнь, надо было отдать другую. Добровольно, разумеется. У магии своя справедливость, собственные законы, которым вынуждены подчиняться даже боги. Поэтому их погибший собрат по имени Фиодорос так и остался мертвым — никто не осмелился заменить его собой на том свете.
Будь на месте демона-дракона кто-нибудь другой, он использовал бы этот способ, как только о нем услышал. Но Дамиан — это же Дамиан.
Я не знала, когда ему стало известно о возможности оживления. Подозревала, что сравнительно недавно, незадолго до или после того, как появилось пророчество. Дамиан был слишком благороден для того, чтобы предложить кому-то обменять свою жизнь на его, поэтому так ухватился за идею об избранной девушке и ребенке. В конце концов, почти все предыдущие избранные оставались вполне довольны тем, что им перепало, а главное — живы. Надо же было ему так промахнуться со мной!
В сердце кольнуло при воспоминании о том, сколько возможностей быть друг с другом мы упустили. Я тут же подумала, что это странно — не сожаление, конечно, а боль в груди. Сердца у меня больше не должно было быть. Заклинание предназначалось для того, чтобы они с дамиановским поменялись местами — мертвое на живое. Справедливый обмен, пусть некоторые решили бы иначе.
Да и вообще тут было не так уж плохо. Никаких тебе чертей, подбрасывающих дровишки под кипящий котел. Скучно даже, если представить, что вот так придется провести вечность.
Хотя не исключено, что как-то так и выглядит ад.
— Не надоело еще?
Я вздрогнула. Над поверхностью воды зажегся огонек. Сначала я перепутала его со вдруг заплясавшей звездой, но скоро стало ясно, что он больше и ближе, чем могут быть «небесные гвозди».
Пламя все разгоралось и скоро стало величиной с яйцо. Его света хватало, чтобы выхватить из тьмы обнаженную по пояс мужскую фигуру, изогнутые рога на лбу и сложенные за спиной кожистые крылья. Дамиан задумчиво катал огонек по ладони.