Семь пар железных ботинок
Шрифт:
Судить офицеров — дело царское, себя самого судить — каждый волен. Силен и умен Киприан Перекрестов, а что толку в его уме и силе? И в медведе ума много, да только тот ум вон не идет — и силен медведь, да всю жизнь в болоте живет...
Привез Киприан из города большую досаду. Никому про нее не сказал — думал, сама пройдет. Но не тут-то было! Смешное дело: разбередил отцовскую рану восьмилетний сын-несмышленыш своей глупой болтовней.
Досада же получилась горькая. За несколько дней до отъезда из города зашел Киприан в контору лесопилки за расчетом и застал великую распрю: полна изба народа и такая ругань
— У меня,— кричит приказчик,— все записано!
А они в ответ свои записи предъявляют за его же или хозяйской скрепой.
— Чего, подлая душа, врешь, чья здесь подпись стоит? Сколько лесу возили, за столько и плати!
У приказчика от злости морда в красных пятнах, сам себе всю бороду оплевал.
— Варнаки! — кричит.— Шпана, обманщики, копеечники!.. У меня счет точный. Хотите — получайте, не хотите...
Тут из толпы один наперед выступил В плечах неширок и не очень чтобы бородат Однако заговорил дельно.
— Обождите, ребята, я сейчас с ним потолкую... Чего, господин приказчик, с нами случится, ежели мы не пожелаем твоей лжи подчиниться?.. Ты не с одним говоришь, а с артелью, и артель всегда на тебя управу найдет! Так и знай!..
— Мировым стращать вздумал? Вот испугал!..
— Мировой на хозяйскую сторону стать может, мы и без него управимся...
— Чем грозишь? Лесопилку подожжешь и меня с хозяином в прорубь спустишь? За такие угрозы знаешь, что будет?..
— Оболгать меня, толстомясый, хочешь? Не выйдет! Нам нет нужды о тебя да о хозяина руки пачкать. Мы так сделать можем, что вы с хозяином сами в реку сиганете... Ежели лесопилка станет, кто за невыполнение казенных подрядов в ответе будет?.. Ежели сейчас полного пересчета не сделаешь, мы хозяина под суд загоним и тебя заодно!..
— Забастовкой грозишь?
— Хоть бы и так!..
Послушал Киприан такой разговор — и за дверь: решил переждать, пока все образуется. И верно, на другой день образовалось: артельные мужики заработанные деньги сполна получили и разъехались по домам.
Тут-то и зашел на свою беду в контору Киприан Перекрестов, не нашел лучшего времени для расчета! Хозяин сидел злой и расстроенный, приказчик — того более.
— С тобой,— говорит,— я враз рассчитаюсь...
Открыл какую-то книгу, пододвинул к себе счеты и давай отстукивать... Минут пять отстукивал, потом сунул Киприану бумажку для подписи и сразу из стола деньги выложил: четыре красненьких, а на них два серебряных рубля и пятиалтынный швырнул.
— Обожди, сколько мне платишь?
— Сколько полагается.
Хоть и был безграмотен Киприан Перекрестов (только фамилию умел подписывать), но счет возкам вел и свой заработок знал.
— Шестнадцать рублей, восемь гривен недодаешь,— сказал он.
Приказчик враз вскипятился.
— Ты что, колода таежная, меня учить собрался?
Глянул Киприан на хозяина, а тот в окно смотрит, точно до разговора ему дела нет. При найме золотые горы сулил, при расчете — рыло в сторону. И раньше, случалось, обманывали Киприана, но чтобы так нахально и на такую сумму —
— Наш счет всегда правильный, потому как на бумаге значится, а языком-то полторы тысячи наработать можно.
Досадно Киприану на свою темноту и неграмотность. И другое обидно: когда возка леса начиналась, звали мужики его в артель, но он сам закобенился — неохота была, видишь ли, с табачниками компанию водить. Понадеялся и на то, что лошади у него крепкие, что на сдельной работе он больше других вытянет... И вот получилось: вытянуть-то вытянул, а заработал меньше всех. Артельные свои интересы отстояли, а он, как карась, щуке в хайло угодил. И винить некого, сам виноват!
И пришлось Киприану смириться: получил, сколько приказчик дал, и ушел из конторы как оплеванный.
А часы, знай, одно отстукивают:
«Вот не ладно, вот не ладно!»
3.
Еще с вечера, когда Ванька заснул, Арина рассказала мужу о том, что подрядилась доставлять молоко ссыльным. Киприан это одобрил: прибыток невелик, но в Горелом погосте всякие деньги за редкость.
— Ванятка им молоко носит,— пояснила Арина.— Уж не знаю, хорошо ли сделала, что туда его посылаю... Люди вроде смирные, а все нехристи... Я уж ругала его: иной раз пойдет туда и пропадет. Пытала его, что он там робит. Говорит, книжку с картинками смотрит... Арихметку какую-то выдумал...
Киприан нахмурился, однако сказал:
— С этим сам разберусь.
Утром, после завтрака, на Ваньку тоска напала: по времени пора в дьяконовский дом молоко нести, а о том речи нет. Мать при отце не распоряжается, отец же молчит, о чем-то думает.
— Тять, я на улку погуляться пойду...
— Иди, только от двора не уходи.
Одному гулять скучно, но Ванька догадлив: подобрал сучок и давай по снегу загогулины выводить. Четверть двора исчертил, пока догадался оглянуться. Глянул назад — за спиной отец стоит.
— Что ты робишь?
— Я, тять, не роблю, а пишу.
— Пишешь?.. Чего ж у тебя получилось?
Киприан показал на четыре кружочка с хвостами.
— Баба получилась...
— Какая баба?
— Об-ны-ковенная, какая в юбке...
— Ты постой. Что это значит?
Киприан показал на первый кружок с хвостом кверху.
— Буква «б», а это вот «а». Если их вместе читать, получается «ба». А тут опять «б» и «а». И получается баба — «баба». Понял?
— Этому тебя в дьяконовом доме выучили?—спросил Киприан.
— Ага. Я уж, тять, четырнадцать букв знаю...
Образованность сына удивила Киприана. Однако, на его взгляд, учение начиналось не с того конца.
— Ну, а слово «бог» написать можешь?
Ванька старательно вывел «6», «о» и «г» и тут же пояснил:
— Бога, тять, с большой буквы писать надо, только мне Петр Федорович больших букв еще не показывал, так что пусть с маленькой будет.
— Еще чему тебя твой Петр Федорович выучил?
— Считать выучил. Я все сложать и отнимать до ста умею.