Семь пар железных ботинок
Шрифт:
При известной находчивости влезали в строку «богатырь», «нетопырь», даже «мизгирь». Наконец можно было найти и что-нибудь более изысканное и элегантное, вроде «белый звонкий монастырь, не зови к себе нас ты», но вместо всего этого завбиб зевнул, вогнал в строку «тырь-пырь-нашатырь», затем скомкал оскверненный издевательством лист бумаги и бросил в темную, вечно голодную топку стоявшего в вертикальном положении паровоза.
О щедрость молодости, безрассудно растрачивающей творческие силы! Втайне завбиб мечтал о славе всенародной и вечной, и с точки зрения этой самой славы его поступок был
Несколько минут еще было возможно поправить дело — вытащить листок, разгладить между страницами какой-нибудь толстой книги и, тем самым, даровать ему бессмертие. Но «чему быть суждено, то и сбудется»! Завбиб чиркнул спичкой и поджег комок бумаги. При этом его протянутые к огню пальцы даже не почувствовали животворящего тепла, из чего проницательный читатель вправе сделать вывод, что высокой калорийностью стихи не отличались.
Однако «тырь-пырь-нашатырь» не пропал даром! Перестроившаяся на иной лад лира зазвучала с новой силой. Стоило завбибу окунуть перо в чернильницу и поднести его к бумаге, как из-под него побежали одна за другой новые строки:
На конюшне стоят
Кони сытые,
Но у тех коней
Холки сбитые.
Или кони те
Очень нежные?
Нет, хозяева там
Неприлежные!
Неожиданно родившаяся баллада о сбитых холках и неподогнанных хомутах завершалась тонким намеком:
Как хошь, не попрешь
Против факта:
Для чего-нибудь стоит
Гауптвахта!
Переключившись затем на удалой частушечный лад, завбиб в двенадцати строках расправился с дежурным и дневальным третьей роты. Гауптвахта здесь, правда, не упоминалась, зато высказывалось пожелание «сделать этих ротозеев достоянием музеев».
С ротозеями было покончено, когда на пороге показался расстроенный военком.
— Все еще чепушишь? — спросил он, недоброжелательно поглядывая на стол.
— А вот послушайте!
Начиная читать частушки, завбиб заранее знал, что они обязательно понравятся военкому. Так оно и получилось. Только военком облек свою похвалу в самую свирепую форму.
— Вот и выходит, что ты самый настоящий, по всей форме саботажник! — сказал он. — Переводишь время шило на мыло, а захочешь — такое настрочишь, что Демьяну Бедному впору. Сегодня в клубе лекция про сифилис будет, так мы на закуску гармониста с новой программой пустим... Только еще стих про кашевара напиши. Изобрази его, вора,так, чтоб от него пар пошел! Он у меня дешево не отделается!
С кашеваром второго батальона у завбиба были кое-какие личные счеты, заказ пришелся ему по душе, а за вдохновением дело не стало. Написанное за десять минут стихотворение выглядело так:
Над котлами стоит пар,
Кверху поднимается.
У котлов
Сплутовать старается.
Недосыплет, недольет,
Масла недоложит,
А где просто украдет
Жулик краснорожий.
С рыбой целый котелок
Нынче чуть не уволок.
Собирался все поесть,
Да пришлось под арест сесть.
Ему, вору, очень
Аппетит испорчен!
Выхватив листок из рук завбиба, военком прочитал стихи вслух и на этот раз расщедрился. Да еще как!
— В самую точку попал, сукин сын! Заходи ко мне вечером. Вчера я паек получил, так две осьмушки махорки для тебя отложил.
Дорога была похвала, но и гонорар не плох! Завбиб третьи сутки «стрелял» закурки и «бычки» в соседней роте.
4.
Покуда военком возвращается в свой кабинет (путь его был не прям и поэтому долог), у автора есть время рассказать, как создались столь странные на первый взгляд отношения между начальником и подчиненным.
Месяца через четыре после освобождения Архангельска, когда полк только еще переходил к оседлой казарменной жизни, военком, которому всегда и до всего было дело, увидел дежурившего в штабе нового телефониста — молодого кудрявого паренька. Но отнюдь не красивые кудри привлекли его внимание.
— Когда в бане последний раз мылся? — спросил он, понаблюдав некоторое время за пареньком.
Точного ответа на вопрос не последовало: за давностью дата последней бани была телефонистом запамятована.
— То-то и чухаешься!.. Расстегни ворот!..
Даже поверхностный саносмотр подтвердил худшие предположения военкома. Пробуя, оправдаться, телефонист похвастался, что успел перехворать двумя тифами и теперь, получив иммунитет, ничего не боится.
С этого-то иммунитета все и началось.
— Ишь ты, какие слова знаешь! — удивился военком. — Что это за штука — «иммунитет»?
— Иммунитет — это невосприимчивость к какому-нибудь заболеванию, обусловленная защитными силами организма,— словно по-писаному отчеканил паренек. — По теории Мечникова в крови человека...
У военкома от удивления поднялись брови.
— Погоди с Мечниковым!.. Отвечай толком: где, сколько учился и какое имеешь образование?
— Учился в реальном. Если считать приготовительные классы, учился девять лет.
— Интеллигент, значит!.. Из дворян, из купцов или кутейников?
— Сын служащего. Мещанин.
— На какие средства жил?
— У меня старший брат — инженер. И сам уроками зарабатывал.
— В Красную Армию как попал?
— Добровольно, по мобилизации профсоюза.
— Понимать тебя надо так: хотя ты и из «прочих», но сочувствующий... Что делать умеешь?
Здесь-то и выяснилось, что, кроме поверхностного знакомства с телефонным аппаратом, другими практическими познаниями обнаруженный в полку интеллигент не обладает. Но и девять классов были большим капиталом! На следующий день, когда кудрявый телефонист, пройдя суровую санобработку (на то был дан категорический комиссарский приказ), явился в штаб, его судьба была решена бесповоротно.