Семь принцев для чудовища
Шрифт:
– Мам, я больше не буду тебя одну оставлять. Писать тебе буду каждый час, слышишь? И домой приходить каждый день. Проверять как ты там. Ты не представляешь, что со мной было, когда понял, что ты в ванной закрылась и не выходишь и не отвечаешь. А когда дверь сломал и увидел тебя на полу, чуть с ума не сошёл!
Он жался к моему плечу, как давно уже не делал, решив, что слишком взрослый. Я улыбалась. Дети взрослеют, когда вдруг понимают, что родители не вечны, что нужно не только ожидать заботы от них, но и начинать уже заботиться о них самим.
Эпопея
– Ты не представляешь, мы тут все чуть не поседели.
Пашка старался держаться стойко, как положено мужчине. Но по тому, как обнимал Кристинку, было видно: волновался. Все волновались!
Кристинка наклонилась к моему уху:
– Я пока боюсь верить, но, кажется, я беременна, представляешь?
– Получилось?
Кристинка пожала плечами, улыбаясь. Она была не на много младше меня. А ребёнка они с Пашкой хотели с тех пор, как поженились. Четыре года уже считай. И я, тоже улыбаясь, обняла её. Жизнь здесь в моей реальности не останавливалась ни на мгновение. Она бежала весенним ручьём с переливами и перекатами. Жалко, конечно, фэнтези… Хотя могла бы и догадаться, что сама нафантазировала: эти названия городов, расы, лапочки–вуарлаки, да и принцы сами… где ты видела таких идеальных принцев, Любаш? Принцы, они такими расхорошими только в сказках бывают… ну или в бреду. Я покрепче обняла Кристинку. Она шмыгнула носом:
– Я так боюсь. Держу кулаки, чтоб получилось… но ведь не девочка уже, страшно, как оно всё получится.
Я заглянула ей в глаза. Она всегда была трусихой. У меня даже было мнение, что Пашка выбрал её в противоположность мне. Хотя…
– Всё у тебя получится. Что значит, не девочка? Но и не бабушка! Не боись, мы все с тобой.
Потом приходила Танюшка. Молча обняла меня и ни в какую не хотела отпускать. Смилостивилась, только когда я выразила желание посмотреть сделанные ею фотографии. Фотографировать она любит, и получается у неё иногда невероятно красиво.
Самым шумным моим посетителем получился мой зам, Володька:
– Тебя как? Волновать-то можно?
– Смотря чем. Хотя Борис говорит, никаких проблем в моих мозгах доктора не видят. Непонятно, чего семь дней валялась. А что, у нас что-то стряслось?
Он отмахнулся, плюхнувшись на больничный стул:
– Стряслось, но хорошее. У нас будет стенд на корейской выставке.
Я аж подпрыгнула:
– На Кайтосе? Но как?!
– Макс нашёл по конкурсу для стартапов. Заявку уже одобрили. Немцы, с которыми работаем по фитам там тоже будут. Как раз предложения новые покажем.
– Но это же… Ты ведь понимаешь, что это шаг на новый уровень?! Это… Это было восхитительно. Мой мир и раньше никогда не стоял на месте, ни в одной из своих плоскостей, а последние годы вообще бежал галопом. Почему? Думаю, потому что я перестала бояться его скорости.
– Это восхитительно! Я ещё не была в Корее. В июле, да?
Домой я вернулась через неделю, а ещё через четыре дня вышла на работу. Борис звонил каждый день, через день заходил по вечерам меня проведать. Тимурка заделался в примерные сыновья, каждый день ночуя дома. Кристинка звонила через день.
Люди после комы, даже не самой глубокой, обычно восстанавливаются долго и тяжело. Я же возвращалась к жизни как-то легко и даже, кажется, с новым зарядом энергии. Словно просто проспала эти дни.
В выходные приехал Серёжка. Шумный, большой, мокрый от дождя. Подхватил меня на руки, раскрутил. А потом долго сидел со мной на кухне с горячим чаем, боясь оторвать от меня взгляд. За окнами громыхала гроза. Добавляя чаю с бергамотом особой романтики.
– Ты не представляешь, как мы тут с пацанами струхнули! Слава богу, что всё обошлось.
Потом он рассказывал о последнем объекте, куда снова гонял. О коллегах, с которыми за давностью лет я была неплохо знакома. Пил чай и много улыбался. А когда повисла пауза, вдруг отвёл глаза и произнёс, будто бы и сам сомневался, говорить или не стоит:
– Тут с этой твоей комой, мы же все с ума посходили. Причём все-то фигурально, а я в какой-то момент чуть не поверил, что реально свихнулся. Мне ж Ромка сразу позвонил, как тебя в больницу увезли, писал постоянно, что изменений нет. И тут, представляешь, возвращаюсь в Москву. Приехал, Тимурка тут напуганный, с этой свой девчушкой с красными волосами. Я пожрать купил, принёс пакеты сюда на кухню и смотрю… - он сглотнул, – вот прямо тут на столе лежит записка: «Серёж, не теряй, срочное дело, вернусь к выходным». И почерк твой! Я чуть не поседел тут же. Потом уже с Ромкой кумекали, вспомнили, что ты год назад на конференцию сбежала в Штаты, помнишь? Неожиданно там у тебя получилось. Ты мне тогда только записку и оставила. Видимо, это она была, в кармане у меня лежала целый год, а тут выпала… ну пока пакеты разгружал. У неё и бумага, знаешь, такая жёлтая была, старая.
Записка? Моя записка? Получается… моё фэнтези не было бредом?! Суббота. Письмо по магопочте. Или это не она?
– Ты сохранил эту записку?
Он поднял на меня бровь:
– Сжёг! И ещё и перекрестился! Оно, конечно, понятно, что совпадение, но представляешь, каково оно мне было?!
Я улыбалась. Не знаю даже, считать мне моё приключение бредом или принять, что перемещалась я в тот мир только душой, ну или проекцией, от того тут кома и получилось. Не знаю. Наверное, стоит считать так, как будет полезнее для психики. Вредно думать, что твой собственный мозг может обмануть тебя и ты не отличишь реальность от вымысла. Потому пусть будет «проекция». Пусть оно, где-то там было по-настоящему. Секс–марафон… ай-ай-ай, Любаш!
В пятницу с утра навалилась куча дел. Макс нашёл нам новых клиентов-испанцев. Система была востребована, своевременна. Нужны были специалисты, качественный перевод, работа с рынком на родном языке. У нас же в портфеле качественно был только английский, на котором испанцы говорили неохотно.
В кабинет заглянула Галочка, наш офис-менеджер:
– Любовь Виленовна, а вы собеседование назначали?
Я отвлеклась от раскладок Макса:
– Собеседование? Нет, вроде. А что?