Семь рыцарей для принцессы
Шрифт:
Однако Дамиан не закончил. Собрание, более походившее на язвительный и колкий монолог учителя, длилось уже довольно долго. Досталось всем и весьма крепко. А потом дошла очередь и до знакомых имен.
— За отсутствием формального лидера, за грехи команды будет отвечать, — его цепкий взгляд прошел сквозь ряды, как нож сквозь масло, — Стефания Дидрик. Ответьте нам, курсант Дидрик, как так вышло, что ваш товарищ погиб?
Идеально ровная спина девушки дрогнула, будто непосильный вес заданного вопроса лег ей на плечи. За все время
— Ваш подчиненный погиб, находясь под вашим командованием, — продолжил безжалостно давить Эрно. Его холодные глаза вовсе не были злыми, да и не ощущал Герман угрозы, несмотря на суровый тон учителя. Однако Стефания всего этого не знала и, вытянувшись в струнку, пыталась найти в себе силы ответить. — В реальной жизни гауптвахта — меньшее, на что стоило бы рассчитывать. Оправдания?
— Это моя вина, — с вызовом произнесла Стефания, и зал дружно охнул. — Как лидер я не справилась с задачей и не обеспечила безопасность своего личного состава. Я готова к наказанию.
Дамиан удовлетворенно кивнул.
— Наказание. Хорошо. Мне придется исключить из списка учащихся всю вашу команду.
Альберт вцепился в подлокотники, больно впиваясь в лежащую на одном из них руку Германа, Рене выдал не слишком приличную фразу — одним словом все были крайне изумлены, каждый по-своему.
Ситри попыталась встать, но Стефания жестом остановила подругу.
— Отвечать должен лидер, — твердо заявила она. — Я.
— Как интересно, — без особо интереса в голосе протянул Эрно. — Курсант Дидрик, солдат не имеет права диктовать условия непосредственному командованию.
— Вина только моя.
— Кто был вашим лидером?
— Я, — Стефания не собиралась сдаваться, и Герман поймал себя на мысли, что переживает за соседку.
Учитель нехорошо прищурился:
— Ложь.
Герман согласно кивнул, хотя никто этого, конечно, не заметил.
— Исключению подлежит курсант Ролан Грэм, как самоназначенный глава группы, — припечатал Эрно и поковылял куда-то за сцену.
— Но как же так?! — Стефания подалась вперед и схватилась за спинку сиденья. — А я? А тот голем, который…
Учитель обернулся и полоснул по рискнувшей заговорить без разрешения студентке взглядом:
— Все свободны. Пока.
— Но… Как же…
Германа обдало паникой и необычайной, почти отчаянной решимостью. Стефания дернулась в сторону выхода. Ее намерения были ясны и без ментальных способностей, вот только кроме как глупостью их никак не назовешь.
— Не сейчас, — Герман перегнулся через передний ряд и успел схватить девушку за локоть, но его голос потонул в разочарованно-облегченном гуле толпы. Студенческая масса колыхнулась и потекла к выходу, не обращая на них никакого внимания.
От прикосновения Германа как током ударило, резко, до мерцающих звездочек в глазах. Невозможно было понять,
Когда Герман сумел, наконец, открыть глаза, актовый зал почти опустел. По крайней мере, ему так казалось из-за почти прозрачной атмосферы. Рядом, прямо на пыльном полу, с испуганным взглядом на коленях сидел Альберт.
— Ну и ну, — присвистнул с другого бока Рене, и его голос словно пробился сквозь толстый слой ваты.
— Ты! Ты! Это все из-за тебя! — накинулась на Германа Стефания. Он едва успел отскочить, но разъяренную девицу уже подхватила Ситри.
— Не прикасайся ко мне, — прошипел он. В голове еще звенело. — Хочешь, чтобы и тебя отчислили вместе с Роланом?
— Ге-е-ерман! — громко взвыл на полу Альберт, и все удивленно уставились на него. — Давайте не будем ругаться? Мы же все друзья.
И растянул губы в широкой улыбке, хотя глаза были на мокром месте.
Ситри громко фыркнула и выпустила успокоившуюся подругу из крепкого захвата, та деловито отряхнулась и скрестила руки на груди:
— Плевать я хотела на этого неудачника!
— Просто у нас големы из строя вышли, — пояснила Ситри, игнорируя сердитые взгляды Стефании.
— Вот, а я вам о чем говорил! — возликовал Рене.
Герман с Альбертом удивленно переглянулись.
— Идем в комнату, есть разговор.
В блоке все собрались вокруг центрального стола, даже Стефания, которая по пути высказала свое презрение как к Герману, так и к его действиям, тоже пристроилась с краю и почти повисла на плече у Берта.
— Я еще специально у ребят по комнате спрашивал, — Рене плюхнулся прямо поверх чьих-то конспектов, отчего столешница под ними надсадно скрипнула, — у них все было в порядке. Свитки в животе, достал, полоснул и — гуляй, солдат, собирай шишки.
Герман спихнул рыжего со стола и потер переносицу. После возвращения он тоже прислушивался к разговорам курсантов. Сперва напуганные, а после довольные первой в жизни боевой практикой, они демонстрировали друг другу следы боевых ранений и пересказывали изрядно приукрашенные подвиги. Сначала Герман думал, что “сбой” произошел только у его команды.
— Кому-нибудь еще рассказывали об этом?
Девушки отрицательно покачали головой.
— Разве что Ролан со своим белокурым дружком растрепали, но и то вряд ли, — встряла Ситри. Она казалась спокойной, в отличие от своей подруги.
— Учитель Эрно в курсе всего, что происходило, — уверенно заявил Герман спустя минуту напряженного молчания. — Иначе откуда он мог знать о самоназначении Ролана и об остальных деталях практики? И раз он молчит, значит, на это есть какие-то причины.
— Проверка? — предположил Рене.