Семь рыцарей для принцессы

Дубинина Мария Александровна

— Я ничем ему не навредил, — опережая первый вопрос, произнес Гротт. — Но не пытайся прощупать меня, до этого ты еще не дорос. Твой друг сам ко мне пришел, можешь у него спросить.

— Как мне узнать, что вы вложили ему в голову?

— Правильный вопрос, — усмехнулся Гротт. — Никак. Но я ничего, выражаясь твоим языком, не вкладывал. Он пришел ко мне за помощью. Не доверяет тебе?

Герман едва не зарычал от бессилия — любые логические выводы рушатся, если под них невозможно подвести точные факты. А Гротт мог играть ими как

угодно, и Герман в любом случае оставался в дураках.

Альберт взволнованно закопошился:

— Это правда, Герман. Рене же сказал, что на эспаде есть следы магии, поэтому я попросил учителя Гротта взглянуть.

Герман обреченно прижал ладонь к лицу:

— Ты и Рене умудрился заложить.

— Позволено мне будет заметить, — ненавязчиво вставил Гротт, — об артефакте вашего товарища мне прекрасно известно еще со дня зачисления. И о том, что с его помощью вы вычислили расположение второго управляющего свитка в неисправном големе, тоже. Кстати, поздравляю, Герман, крайне удачное использование имеющихся ресурсов.

Он оттолкнулся от стола и взял шпагу в руки. Лезвие опасно блеснуло в рассеянном свете ночника. Герман не расслаблялся:

— Это ничего не объясняет.

— Да, объяснения, — Вальтер резко выбросил руку вперед, и кончик шпаги заплясал у Германа перед носом. — Это возможно. По клинку идет вязь магической именной печати, ваш товарищ во многом был прав. Однако для определения ее принадлежности необходимо время. Теперь твой друг. Он сообразил быстрее тебя и пришел за помощью, ориентируясь на интуицию, весьма, к слову, развитую. Он ведь не менталист? Но вы из одного мира? — Герман кивнул. — Ясно. Но об этом позже. Меня очень заинтересовал этот случай, я решил воспользоваться возможностью и еще раз посмотреть, что сотворили с мозгами твоего друга. Все сложилось крайне удачно.

Он рассуждал спокойно, логично, будто читал лекцию, даже заложил руки за спину и прошелся по комнате. От этой холодной отстраненности Германа пробирала нервная дрожь, хотя, скорее всего, просто наступил откат от слишком сильного всплеска эмоций. Герман спросил с вызовом:

— И что же вы узнали?

Говорить пришлось осторожно, потому что кончик шпаги все еще почти прижимался к его носу. Гротт усмехнулся и опустил руку.

— Немного. Боюсь, кто бы не поработал над Альбертом, он либо ужасающе не профессионален, либо стремился к куда более печальному результату. Но дуракам, как известно, везет.

Герман задумался. К похожим выводам он и сам приходил поначалу. Опыта и мастерства Гротта у него не было, но и по верхнему ментальному слою заметно разрушительное воздействие. Но глубже лезть не решился, а Вальтера было некому остановить.

— А если бы стало только хуже? Это вы предусмотрели?

— Какая трогательная дружба, — саркастично выдал Вальтер. Губы его сложились в горькую усмешку. — Думаешь, он ее оценит?

Берт понял, что речь о нем, и обиженно вскинулся:

— Герман мой лучший

друг! Вы не имеете права сомневаться в нашей дружбе, только потому, что Герман что-то от меня скрывает. Ой…

Кровь ударила Герману в лицо.

— Берт…

Первым порывом было развернуться и гордо уйти, вторым — выпалить всю правду, пусть разбирается с ней сам, раз так не терпится. Но и с тем, и с другим Герман справился.

Гротт несколько раз громко ударил в ладоши:

— Великолепно! Может, мне выйти, оставить вас вдвоем?

Альберт панически соображал, как сгладить вырвавшееся признание, и Герман не стремился ему помогать. Берт догадывается о чем-то? И что делать, когда его воспоминания начнут прорываться наружу?

— Ты все усложняешь, — почти ласково сказал Гротт и бережно завернул шпагу в тряпицу. — Оставлю пока у себя, если вы не против.

Внезапно он насторожился и метнулся к окну, отодвинул штору. В следующую секунду Герману показалось, что он ослышался — безупречный Вальтер Гротт грязно выругался и добавил более прилично:

— Ты подделал верхний ментальный слой Кишмана?

Герман похолодел, предчувствуя, что воображаемые им неприятности начинаются:

— Да.

— Я похвалю тебя позже, а сейчас взял друга и марш в спальню. Я тут подчищу пока.

Вторая комната — спальня — была чуть больше и делилась на зону для сна и рабочую зону. В первой половине кроме кровати был еще массивный шкаф с зеркальной дверцей, и Герман подвел Берта поближе к нему, на всякий случай. Через несколько минут входная дверь щелкнула, и голос Кишмана поприветствовал Гротта.

Потом навалилась тишина, давящая и неестественная, и дальнейший разговор оказался скрыт от друзей стараниями Вальтера. А спустя минут десять их гостеприимный хозяин позвал из гостиной.

— Снова мои должники, — оповестил он. Герман заметил, что выглядел учитель откровенно уставшим и подозрительно опирался рукой о стол. — Но впредь я бы не советовал прикрываться деканом. У Савелия на этот случай есть неплохая защита.

Герману не хотелось снова оказываться в должниках у Гротта, особенно после сегодняшнего эпизода с Бертом.

— А от чего прикрывались вы? — внезапно вырвалось у него. — О чем таком вы беседовали, что возникла необходимость скрыть разговор от нас?

Сомнения вгрызались в мозг. Герман скрестил с Вальтером взгляды, как недавно — клинки.

— Не доверяешь мне?

— Не доверяю.

Гротт усмехнулся:

— Похвально. Природа берет свое, мой юный недоверчивый собрат. Только сейчас мне недосуг оправдываться, и это ты передо мной в долгу, а не наоборот. И, кстати, не в первый раз, я такого не забываю.

Альберт не нашел лучшего момента, чтобы влезть с искренней благодарностью:

— Спасибо! Вы мне очень помогли и Герману тоже.

Вальтер принял благодарность с раздражающим снисхождением:

— Ты не знаешь, о чем я могу попросить в ответ.