Семь рыцарей для принцессы
Шрифт:
Герман перекинул сумку на другое плечо и ускорил шаг.
Деревня лежала в долине между холмами, и Герман, дойдя до верхушки одного из них, мог полюбоваться на свой дом, стоящий чуть особняком, почти на границе летней королевской резиденции.
С момента отбытия Германа в Визанию прошло чуть более двух месяцев, а ему показалось, будто он не был в родной деревне не меньше года. Матушка любила красоту, поэтому каждую весну Герман красил штакетник вокруг дома белой краской, разбивал аккуратные клумбы и ремонтировал скамейки в саду. Фасад их небольшого домика радовал
Он вошел без стука, оттряхнул обувь в сенях и оказался в просторной кухне с печью и столом у окна. Стены были обклеены бумагой в мелкий цветочек, купленной Германом на базаре за большие деньги, полученные, к слову, от продажи очередной ненужной бертовской безделушки.
Мать, такая родная, в потертом цветастом платье и накрахмаленном белом переднике растерянно оглядела сына. А вот смутно знакомая девица с толстой длинно-русой косой через плечо, опустила взгляд и комкала юбку. Герман крутанул кольцо, проверяя девушку, но та и правда была смущена, причем так, что Герман сам едва не покраснел. После того, что произошло с Бертом, он не доверял ничему и никому.
— Герман, сынок, — мать совсем не сдерживала эмоций, бросилась обнимать сына. Раньше тот редко отсутствовал больше недели, и то, когда тренировки с учителем затягивались. Принюхался — пахло пирогами и свежевымытыми деревянными полами.
— Увольнительную взял, — коротко пояснил он и кивнул девушке. — Привет, Маришка.
Та взволнованно вспыхнула, то ли от гордости, то ли от радости.
— Вот, узнала, что ты на учебу уехал, пришла мне по хозяйству помочь, поддержать, — пояснила матушка. Герман нахмурился. Раньше их домик на отшибе обходили десятой дорогой. Что говорить о том, что помогать им тем более никто и никогда не стремился.
Девица от слов матери попробовала покраснеть еще сильнее, хотя уже просто некуда. Герману невольно вспомнилась Стефания, правда, сходства в них ни на грош, разве что волосы — добротная темная коса, что пальцами не обхватишь, а руки так и тянутся потрогать.
— Да ты проходи скорей, сейчас воду вскипячу.
Герман не перебивал, слушая рассказы матери, и старался сильно не удивляться случившимся в деревне переменам. Маришка больше отмалчивалась, лишь заботливо подливала чай да выбирала пироги посытнее, а вскоре вообще убежала, мол, время позднее, пора и честь знать.
— Не заходил ли Альберт, пока меня не было? — как бы невзначай поинтересовался он, складывая грязную посуду в рукомойник. Проверил, есть ли вода, и взялся за ведра.
— Не было твоего дружка, — недовольно отмахнулась мать, смахивая со стола в передник крошки, — и хорошо.
— И не слышно ничего? — осторожно уточнил Герман. Матушка недолюбливала Берта, и винить ее за это Герман не мог, так же как и не любить единственного друга.
— Не слышно. Поговаривают, что приболел он, из дома не выходит. Да и ты к нему не суйся, не ровня ты ему.
Герман кивнул и вышел за водой. Мать говорила совсем не то, что
Сделав давно забытые дела по дому, он засобирался к учителю. Тот жил за холмом на берегу речушки, плотно граничащей с лесом. Там же на опушке стояла его небольшая хижина, собранная из цельных бревен. От нее по склону вниз, к реке, шла дощатая дорожка, заканчивающаяся мостками. Герман лично помогал достраивать дорожку, а начинали ее, стало быть, еще прежние ученики.
Герман поднялся на невысокое крытое крыльцо, но постучать так и не успел.
— Да ты заходи, заходи, — послышался скрипучий голос, и Герман без удивления перешагнул порог. — Чаем угощать не буду, вижу, сыт ты уже.
Внутри было сумрачно и тесно, зато дальше, Герман отлично помнил, должна была быть просторная горница с широкой террасой с видом на реку.
Герман ухмыльнулся и тряхнул волосами, ощущая невероятную легкость.
— Вечер добрый, наставник.
Для простых селян в этой горнице было непривычно пусто, только темным пятном на светлом полу выделялся низкий квадратный столик, за которым прямо на голых досках сидел старый лысый мужчина с бородкой-клинышком. Его тщедушное сухонькое тело утопало в просторной, не по размеру, домотканной одежде. Герман вспомнил, чему научился тут, и склонился в поясном поклоне.
— Добрый, да не слишком, — спокойно отозвался наставник и поднялся из-за стола. — Что за беда тебя привела в мой дом, бывший ученик?
Никто доподлинно не знал, какими ментальными способностями обладал старик Арефий, но магом он в свое время слыл отменным, и потому, с годами отойдя от практики, он время от времени брал учеников. Только не всех подряд, да и местом для дома выбрал мир, в котором магия была уделом меньшинства.
— Мне нужен ваш совет, наставник, — Герман выпрямился, но с места не сошел, ожидая разрешения. Арефий оглядел его и кивнул:
— Все ясно мне. Солнце садится, самое время подумать о былом, глядя на отражение, — он тепло улыбнулся Герману, как родному, и первым вышел из дома.
Герман нагнал его почти у самой воды. Наставник сел на мосток и опустил ноги в парную воду. Герман закатал штаны и последовал его примеру.
— Наставник, — он уставился в воду, подбирая слова, — мне нужен ваш совет. Точнее, ваш профессиональный взгляд.
— К чему так сразу, — старик болтнул ногами, совсем как мальчишка. — Ты еще не рассказал, как там поживает другой мой бывший ученик.
— Другой?
— Малыш Вальтер, хотя, — наставник улыбнулся, — уже не мальчик он, но взрослый мужчина. Года бегут. Так как там этот озорник?
— О… озорник? — Герман совсем растерялся. Как-то не вязалось это слово с надменным строгим Гроттом. — Он мой учитель, точнее, он учитель в Училище военно-магических дисциплин. Помощник декана.
— Значит, под суд не угодил еще, — довольно прицокнул Арефий. — Хорошо.
— Под суд? — Герман понимал, как глупо выглядит, постоянно переспрашивая, но каждая новая фраза наставника все больше удивляла его. — За что?