Семь рыцарей для принцессы
Шрифт:
Герман закрыл глаза и прислушался к ощущениям. Голос учителя обволакивал, но перестать думать об отвлеченном Герман все равно не мог.
— Смените позу, если она вас отвлекает. Ничто не должно помешать вам почувствовать мир своим внутренним чутьем. Можете делать, как Герман, и закрыть глаза.
Берт лег на спину и закинул руки за голову. Если кто и удивился, то одобрительный кивок Дженаро их успокоил.
— Если вы достаточно расслаблены и спокойны, можете открыть глаза. Медленно, будто только проснулись. Думайте о том,
Герман же чувствовал только дикое напряжение Дзюн Мэй. Он сел рядом, потому что заинтересовался природой столь странных для нее эмоций, но это же и мешало ему сосредоточиться на деле.
— Потянитесь мыслью к вашему идентификационному браслету, — продолжал негромко наставлять учитель. Сам он вольготно расположился на травке, отклонившись на отставленную за спину руку, и жевал травинку. Герман сквозь ресницы наблюдал за тем, как он не сводит глаз с Альберта. Очень подозрительный интерес. Причем эмоции учителя были спокойными и умиротворенными, все так, как он учил своих студентов.
— Кто-нибудь что-нибудь видит?
Курсанты заозирались, покосились друг на друга, и вдруг подскочил Берт:
— Я! Кажется, я что-то… Нет, показалось…
Он огорченно вздохнул.
— Не переживай, мой дорогой, — успокоил его Дженаро, потянувшись и хлопнув по плечу. — Главное, тренировки и хорошее настроение. Возможно, мы с тобой позанимаемся отдельно, вне занятий. Идет?
Альберт довольно закивал, а вот Герману эта идея пришлась не по вкусу. Он осторожно опустил барьер и почувствовал вдруг, что не один испытывает недоверие к учителю…
Когда урок закончился, он остановил Дзюн Мэй:
— Подожди, Дзюн. Мне нужно с тобой поговорить.
Она пропустила мимо себя пару оживленно обсуждающих занятие сокурсников.
— По поводу Альберта?
— Да, — он не стал удивляться ее догадливости.
— Не здесь, — тихо ответила Дзюн. — Не сейчас.
Она подняла на него глаза, будто ждала чего-то, и Герман предложил:
— После ужина за общежитием?
Там было отличное местечко для встреч, укрытое зарослями вечно цветущего кустарника, и кто-то из бывших студентов соорудил там подобие лавочки.
Дзюн кивнула и ушла, оставив Германа с колотящимся от предвкушения сердцем.
Урок 21. Никто не поможет тебе лучше, чем ты сам
День показался Герману невероятно длинным. Он с трудом дождался ужина и теперь под удивленные и недоумевающие взгляды друзей заглатывал содержимое тарелки, почти не жуя.
— Несварение же будет, — высказала свое мнение Ситри, неодобрительно качнув головой. Стефания подозрительно покосилась в ее сторону, потом на Германа, но промолчала. В последнее время чувства ее были какими-то совсем путанными, но Герман, памятуя о просьбе, с вопросами не лез.
— Что-то ты от нас скрываешь, умник, — резюмировал Рене и проворонил
Ко всем прочим проблемам добавилась еще одна — избежать лишних вопросов. А для этого пришлось неплохо попотеть.
Дзюн ждала его на импровизированной скамейке безмятежная, как цветок лотоса в безветренную погоду. Маленькая, черноглазая, с круглым, словно луна, личиком. Аж дух захватывало.
Она бросила на него короткий взгляд.
— Рене?
Герман кивнул, в очередной раз отмечая ее внимательность. Сердце колотилось как бешеное, и не сразу удалось убедить самого себя, что их встреча не романтическое свидание, а необходимость. Он неловко помялся, но все же сел рядом.
— Ты хотела что-то рассказать, — хотя вернее было сказать, что это он хотел что-то услышать. Дзюн кивнула.
— Меня это не касается, но тебе стоит об этом узнать. Будь осторожней с Дженаро и не оставляй его наедине со своим другом.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Шпага.
— Шпага? — не понял Герман.
— Это я принесла шпагу в училище.
— Где? Где ты ее взяла, Дзюн? — Герман вскочил на ноги и неосознанно схватил девушку за плечи. Тут же его пронзило безысходностью и тоской, такой, какую испытывал он сам, вспоминая родную деревню, только в разы сильнее. Но в отличие от Дзюн у него еще была возможность вернуться… Герман резко отдернул руки. — Миньшенг? Ты оттуда? Дзюн… мне очень жаль.
Он снова хотел коснуться ее плеча, но рука так и повисла в воздухе. Если девушке и было больно, страшно или тоскливо, она вовсе не желала, чтобы ее жалели, и этим неуловимо напоминала Стефанию.
— Не стоит. Ты не знаешь, что это такое.
Зато я знаю, что ты чувствуешь, хотел ответить Герман, но не стал.
Миньшенг — маленький мир в восточном секторе Ойкумены. Где-то около десяти лет назад телепортационные тоннели, связывающие его с остальными мирами были разрушены, почти так же, как у Акойи всего несколько дней назад, только вот причину до сих пор не установили. Они просто захлопнулись, погребая всех жителей в вечной ночи. Никто тогда не был готов к катастрофе, спасти удалось единицы, и те потерялись на просторах вселенной. На современной карте Миньшенг остался всего лишь одной из немногих черных точек, а еще лет через десять исчезнет вовсе.
— Это была не катастрофа, — неожиданно продолжила Дзюн. — Были те, кому это нужно. Один из них носил кольцо. Печатку с кругами. Такую же я видела месяц назад на человеке, похожем на Дженаро. Он встретился мне на улице города в выходной день. Я не видела его лица, но увидела кольцо и решила проследить.
Дзюн хотела его убить. Почему-то эта мысль нисколько не шокировала Германа.
— В одном из переулков его ждали двое в плащах и с капюшоном, они принесли и показали ему шпагу твоего друга с погасшей магической печатью. Так они сказали.