Семь «шестерок»
Шрифт:
Допрашивал последнего, Климов испытывал удивительно противное, гадливое чувство: знал ведь старый, что машины ворованные, нет, молчал, надеялся разбогатеть перед могилой. И курил он преотвратно, жуя и обсасывая фильтр сигареты, которую не выпускал изо рта. Делая последние затяжки, он откусывал набухший фильтр, сплевывал его в ладонь и задавливал окурок длинными ногтями. При этом гнусно оттопыривал мизинец.
Когда Климов намекнул, что можно угодить на нары, закончить свою жизнь в бараке, тот сразу
— И все?
— А это… — замялся Файдыш-старший. — Как его… Серега еще, значит, Сячин…
Климову показалось, что под ногами у пего завибрировал пол, в животе стало пусто. Так бывает, когда самолет идет на снижение.
Сергей Сячин был уволен из органов внутренних дел ровно два месяца назад. За пьянки и рукоприкладство. Последним его прегрешением был жуткий дебош в кафе «Жемчуг».
Если Климову не изменяет намять, старший сержант.
— Это который? Милиционер?
Старик кивнул: он самый.
Климов тотчас позвонил Тимонину:
— Бери еще три ордера на обыск и арест. Записывай: Сячин, Рудяк и Бицуев. А мы поехали за ними. Хочешь, побеседуй с Файдышем, мне недосуг.
Доложив трубку, запер протоколы в сейф и кликнул Гульнова.
— На выезд!
— Я здесь, — Андрей стоял в дверях.
— Мотай за Рудяком. Возьми с собой трех-четырех ребят и будь настороже: вальтер у него или у Сячина.
— Фамилия знакомая.
— Он самый, — словами старика ответил Климов. — Старший сержант. Ни пуха!
— Спасибо.
Климов возглавил другую группу.
Уже в машине, проведя окончательный инструктаж, Климов подумал, что едут они, по всей вероятности, брать главаря. Все-таки служил в милиции, кое-что знает. С ним надо было держать ухо востро. И еще одна загвоздка, маленькая, но существенно мешавшая успеху операции: ранние сумерки. Темно, хоть глаз коли. А Сячин жил в проулке, в частном доме.
Пришлось вызывать подкрепление. Блокировать все входы, выходы, лазейки.
Приготовились.
Двоих оперативников Климов направил в полуразрушенный глинобитный пятистенок, присоседившийся к сячинскому дому. Во всех окнах пятистенка стекла были выбиты, а двери сорваны с петель. Возможно, Сячин станет уходить через эту развалюху, а может, уже прячется в подполье. Дом под снос — хорошее убежище. Куда ни ткнешь — балки, доски, гвозди. Как после бомбежки. Тихо походить в нем не получится. Что-нибудь, да загремит. Старое корыто или таз.
Климов еще раз осмотрелся. В этом переулочке не то что человека, бегемота не заметишь в темноте. Сплошные заросли сирени, алычи, акации.
Если Сячин еще дома, считай, ему не повезло. Они его возьмут. Но не исключено, что у него есть
Может, дождаться рассвета? Зря не рисковать?
По обыкновению, Климов не спешил принять окончательное решение. Такой уж он аккуратист, тугодум. «Смотри не на дело, на отделку», — учил его когда-то родной дед, и он теперь смотрел…
Три… семь… девять… бежала секундная стрелка. Двадцать… двадцать пять…
Просчет недопустим. Убийце нечего терять, а Климов отвечает за людей. Правильно говорит Андрей, есть один способ смириться с неизбежным: перестать думать о нем. При известном навыке это удается. Приятно видеть преступника, смакующего кофе за открытым столиком, когда уверен, что после очередного глотка тот окажется в твоих руках, разом поглупевший от случившегося. Люди перестают сопротивляться судьбе, когда убеждаются, что она не есть поэтический вымысел.
— К черту! — с внезапным ожесточением выругался Климов и ринулся из машины. — Я этого мерзавца сам возьму.
— Юрий Васильевич…
— За мной.
Четыре тени скользнули к дому Сячина.
Кал и пса была на запоре. Перемахнули через забор. Пригнулись, затаились, вслушались. И тут из-за веранды с лаем выметнулись псы, два здоровенных волкодава.
В одном из окон сразу вспыхнул свет.
Пока трое из группы захвата, атакуемые злобными зверюгами, вооружались палками, Климов пробежал под окнами, взбежал на шаткое крыльцо. Прижался к косяку. За дверью послышался старчески-сварливый голос:
— Хто там?
— Свои, отец. Милиция.
Тихо-мирно войти в дом не получилось. План, обдуманный до мелочей, сорвался.
— Уйми собак, папаша!
За дверью раздался кашель, но открывать не собирались.
— Быстро! — крикнул Климов. — Не до шуток!
Его уже подмывало выбить дверь плечом.
Наконец лязгнула задвижка, но ключ в замке никак не проворачивался. В соседних домах, как по команде, стали зажигаться окна.
«Вот и хорошо, — без всякой радости подумал Климов. — Иллюминация не помешает».
Когда дверь приоткрылась, он инстинктивно откачнулся вбок. На Бога надейся…
Открыл ему морщинистый старик в наброшенной на плечи бабьей кофте.
— Кого тут… по ночам.
Климов показал удостоверение.
— Внук дома?
— А? — неслышаще приставил ладонь к уху старикан и тут же подхватил рукой сползающую кофту. — Наши спят.
— Посмотрим.
Собаки, услыхав хозяйский голос, разъярились еще пуще. Один из церберов метнулся от забора к Климову, и тому ничего не оставалось как спрятаться за спину старика. Он оказался в идиотском положении, но не стрелять же, черт возьми, по кобелям!