Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров
Шрифт:
Рыцарь Эд собственноручно разбудил и своего нынешнего оруженосца Франсуа, ведь, напомню вам, раненый Жак остался в пределах Рума. Как оказалось, Франсуа утешила в эту ночь сестренка моей соблазнительницы.
Несмотря на спокойствие, видимую неторопливость и даже шутки, дух некой опасной погони довлел тем утром.
Наместник повел нас в глубины крепости по узкой лестнице, и я насчитал не меньше полтысячи ступенек, решив, что теперь, после всех искушений и соблазнов, наступила пора посетить преисподнюю. Когда лестница кончилась, начался тайный ход, просверленный в скалах. Наше тяжелое дыхание отдавалось со всех сторон эхом, наводя на мысли о грешниках, заточенных в мрачных пустотах Тартара. Наконец нас подхватила новая лестница и, вознеся на доступную ей высоту, поставила на небольшую площадку, окруженную отвесными стенами. Там нас ожидали три жеребца, вовсе не похожие на тех, которые довезли нас накануне до ворот Киганы. Над нами клубился густой туман, пропитанный слабой желтизною наступавшего дня.
– Здесь есть неприметная тропа, - проговорил наместник, отдуваясь после тяжелого подземного перехода.
– Не робейте. Кони обучены. Бросьте поводья, и они сами выйдут на дорогу. Там наткнетесь еще на развилку: держитесь двугорбой горы.
Затем наместник Халдии Лев Кавасит посмотрел в замутненную высь и протянул руки к рыцарю Эду.
– Прощай, брат Эд, - тихо произнес он, и я заметил, как дрогнул его голос.
– Прощай, брат Лев, благодарю тебя за все твои благодеяния, - также дрогнувшим голосом ответил комтур, и титаны обнялись.
– Эта мгла не мешает твоему отцу видеть нас с небес, - проговорил наместник.
– Он-то ведает, что хоть мы здесь, внизу, не знаем всего, зато обучены верности, которая восполняет любую неосведомленность.
Не менее трогательно простившись со мной, наместник вновь обратился к рыцарю Эду и произнес слова, которые явно намекали на ту самую погоню, призрак которой никак не мог добиться от нас учтивого обращения:
– Они воображают, будто весь мир можно перевернуть с помощью золота и угроз. Что ж, мы приготовили им приятную неожиданность. Теперь пусть попробуют сунуть ко мне свой нос, я им устрою вторую Акру. Я встречу их достойно, помня о примере твоего отца.
Мы поднялись в седла и последний раз оглянулись на гостеприимного хозяина мрачной страны.
– Не беспокойся, Эд, - громко сказал он, улыбаясь, и взмахнул руками, словно разгоняя клубы тумана.
– Я позабочусь о том, чтобы достойнейшая из достойных не попала на тот званый пир. Я отправлю в ад только избранных. А вас да хранит Господь наш Иисус Христос на этой грешной земле.
Волшебные кони греческого бога Гелиоса вынесли нас из тумана прямо под живительные лучи дневного светила. Безо всякой передышки мы покрыли целый переход и, наскоро отдохнув, снова пустились вскачь. Только на закате меня догнали вести о том, что же происходило в крепости, пока пели горные соловьи.
Рыцарь Эд рассказывал обо всем спокойным голосом, с теплой улыбкой вспоминая о престарелом патриции.
Оказалось, что великий кефал Халдии Лев Кавасит получил из Трапезунда два послания, а не одно. О первом мы были наслышаны. Во втором же таилась смерть рыцаря Эда. Рукою одного из ближайших сановников василевса, а именно трапезундского севастократора, было начертано повеление покончить с провожатым юного посланника как с человеком, знающим то, что по завершении его миссии более не положено знать. Сановник императора не сомневался, что Льву Каваситу удастся устроить трогательное прощание посланника с франком из Ордена Храма, после чего пропажа тамплиера не вызовет у посланника никаких вопросов.
Лев Кавасит, сидя в своем горном дупле, поразмыслил и решил исполнять свою собственную волю. Именно ею объяснялись словесные ловушки, которые он расставлял передо мной во время нашей трапезы. Наконец он убедился, что сам неведомый посланник достаточно наивен и несведущ в замыслах власть и облака предержащих.
Отправив меня, как Старец Горы - своего юного ученика, в райский уголок, где водятся прекрасные гурии, наместник затеял с рыцарем Эдом военный совет, и, потолковав, они пришли к заключению, что замыслившие убийство все же произошли из рода смертных людей, а не демонов, и вполне способны не знать всего или, вернее, знать не все: к примеру, того, что Жиль де Морей почитается наместником Халдии наравне со святым воином Георгием и древним героем Ахиллесом, и это почитание распространяется также на его законного сына, Эда де Морея.
Наместник советовал рыцарю Эду вернуться в Конью по тайной, мало кому ведомой тропе, но комтур наотрез отказался, желая довершить свою миссию до конца. По его словам, наместник даже обрадовался такому повороту.
"Прекрасно!
– сказал он.
– Мы поделим опасность поровну. Башня, что стояла на защите Акры, часто снится мне в последнее время".
Пока мы наслаждались приятным разговором и роскошной трапезой, много разных событий происходило под покровом тьмы. Во-первых, исполняя волю главы ассасинов, подбиралась к цитадели Черная Молния. Во-вторых, лучшие воины наместника с небывалым упорством охотились за одной из шаек, грабивших селения и караваны, и двоих разбойников удалось поймать как раз на рассвете. Наместник раскрыл свой замысел, обещав выдать труп одного из негодяев за умерщвленного комтура и тем самым ненадолго отвести глаза соглядатаев.
– Мудрый Лев предсказывает, что человек, который должен принять вас, мессир, на "Морфее", возможно, подчиняется тому же самому приказанию, добавил рыцарь Эд.
– Я допускаю, что старый змий прав.
– То есть человек, исполняющий вместе с вами одну и ту же миссию, может стать вашим убийцей, брат Эд, вы это хотите сказать?
– отказываясь что-либо понимать, развел я руками.
– Почему бы и нет?
– смиренно вздохнул ком-тур.
– Тот, кто вас встретит, мессир, может быть по своей природе неплохим человек, и даже хорошим, честно исполняющим свой долг и разделяющим вместе со мною одну и ту же мечту об очищении Храма. Но здесь, на земле, каждый из нас остается лишь малым звеном в цепи одного великого замысла, и надо принимать без ропота то, что должно случиться.
– Великий механик убедил вас, брат Эд, что весь мир - не более, чем огромная машина для поднятия тяжестей, - сказал я, противясь всей душою той безжизненной и немилосердной мудрости.
Комтур ничего не ответил мне, а только уперся взглядом в какой-то невзрачный камень, лежавший подле нас.
– Так может, и сама затея очищения - не более, чем искусная ловушка для простаков с добрыми сердцами?
– хладнокровно предположил я.
– И поставлена как раз для тех, кто жаждет хоть самого малого очищения духа. Всем по отдельности грезится, что они делают хорошее дело, а если всю мозаику сложить, то получится косматая рожа, смеющаяся над всеми нами.
– Кощунствуете, мессир, - бросил комтур, однако без величественного гнева.
– Я сам себе кажусь стариком, - признался я, - мудрым змием, который уже утомлен коловращением веков. Но скажите, брат Эд, выходит, что ошибиться - не грех? Если дело чудится тебе богоугодным и ты отдаешь ему свои силы и свое сердце, а потом вдруг окажется, что тебе просто-напросто заморочил голову тот, кого лучше не поминать, то что же тогда - Бог само собой простит?
– Уже поздно говорить об этом, - поморщился комтур.
– Ибо сказано: не убий.