Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров
Шрифт:
– Действительно, предание не только любопытно, но и загадочно, согласился комтур, - особенно если учесть обет безбрачия, который тамплиеры принимают так же, как и монахи.
Флорентиец не обиделся, а только пожал плечами.
– Я не настаиваю на его правдивости, - без боя отступил он.
– Более того, сомневаюсь не менее вашего. Имя этого предка, напоминающего мне мираж в пустыне, не возбуждает в моем сердце никаких чувств. Я не обнаружил его в анналах славных деяний и подвигов прошлых времен.
– Зато наше любопытство теперь возбуждено вдвойне, - проявил учтивость рыцарь Эд.
– Каково же оно, это имя, откройте нам.
– Гуго, - сказал флорентиец.
– Гуго де Ту. Наступила очередь рыцаря Эда бледнеть, превращаясь на несколько мгновений в каменное изваяние. Вероятно, и сам я не сумел скрыть совершенной растерянности, поскольку Тибальдо Сентилья удостоил нас обоих поровну таким взглядом, в котором подозрительность быстро обратилась в лукавство.
– Вам же, досточтимые синьоры, - недоверчиво проговорил он, - это имя как будто известно. Или же я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, синьор Сентилья, - решительно ответил рыцарь Эд, оправившись от неожиданного наскока.
– Совпадение то или знак свыше, утверждать не берусь, но без утайки скажу, что ваш легендарный предок был одним из самых благородных и доблестных рыцарей, кои мне известны.
– Вот как!
– воскликнул флорентиец со вздохом, полным радости и облегчения.
– Верно, знак свыше. Наконец-то я смогу узнать достоверную историю его жизни. Не соблаговолите ли, доблестный комтур, поведать ее мне, ведь уже завтра нам, по всей видимости, придется расстаться, если не до Второго Пришествия, то несомненно на годы.
– Почитаю за долг исполнить ваше желание, синьор Сентилья, - сказал рыцарь Эд, однако по его голосу я определил, что для исполнения такого долга комтуру придется объехать какую-то высокую гору.
– Рассказ займет достаточно времени, и потому я хотел бы перед тем ненадолго отлучиться и взглянуть, как там Франсуа устроил наших коней. Он, знаете ли, еще не опытен в этом деле.
Я смотрел на рыцаря Эда во все глаза, но он, как бы намеренно отводя свой взгляд в сторону от меня, неторопливо поднялся, затем повернулся, показав мне спину, и стал спускаться вниз по деревянной лестнице, громко и, я бы сказал, повелительно, скрипя ступенями.
Спохватившись вновь, я так и впился глазами в другого собеседника, оставшегося на месте прямо напротив меня. Мне показалось, что черты флорентийца еще сильнее заострились, а во взгляде появился хищный блеск.
– Что же, - вздохнул Сентилья, - приятно ожидать мгновения, когда тайное станет явным.
Я с улыбкой согласился, чувствуя, что все мои мускулы невольно напряглись, точно для опасного прыжка через глубокую пропасть.
– Пока доблестный рыцарь отсутствует, я предлагаю вам, мессер, совершить возлияние в честь наших предков, как известных, так и оставшихся покрытыми тьмою времен, - изрек флорентиец таким плавным голосом, будто произносил по памяти поэтические строки.
Он оторвал пузатый кувшин от стола и, придерживая одной рукой его вместительную округлость, другой рукой стал клонить его горлышко к моей глиняной кружке.
В тот же миг, когда виноградная кровь полилась в кружку, призрак огромного крыла, охвативший стену и потолок, мелькнул за спиной флорентийца, и что-то, уже за моей спиной, с легким шуршанием устремилось вниз.
Я вздрогнул, ибо черное крыло несомненно выдало человека, с ловкостью опытного охотника метнувшегося вслед за комтуром.
– Что с вами, мессер?
– хладнокровно полюбопытствовал флорентиец, проявляя особую учтивость в наполнении моей кружки тонкой и медленной струйкой вина.
– Ничего особенного, синьор Сентилья, - едва не позевывая, ответил я, готовый сорваться, как стрела с натянутой до плеча тетивы.
– Сущая мелочь. Коротко говоря, вдруг приспичило. Хочу воспользоваться вашим советом и посетить редкостное по своей чистоте и убранству отхожее место этого дворца гостеприимства. Не соизволите ли указать мне путь в это достопримечательное заведение?
– С радостью, мессер, - кивнул флорентиец, ничуть не дрогнувшими руками завершая свое важное дело.
– Я немедленно провожу вас туда.
– Не стоит трудов, - сказал я, морщась, как бы от уже неудержимой потребности.
– Просто наставьте на путь истинный.
– И все же позвольте оказать вам, любезность, мессер, - коротко улыбнувшись, уперся на своем Сентилья и, поставив кувшин на стол, легко и живо вскочил с места.
Я заторопился вперед него, немного горбясь и для видимости прижимая руку к животу. На этот раз я мог позволить себе поозираться вокруг вдоволь. Я еще раз запечатлел в памяти все ходы и пустоты, а затем юркнул в темную клетушку, предназначенную для дел, которые на животе, а не на уме.
Первым движением рук я набросил крючок, а потом до боли в глазах пригляделся к отверстию в досках, дабы не провалиться в ад раньше флорентийца.
Второе отверстие, а именно окошко, которое вело, если не в рай, то по крайней мере на просторы грешной земли, оказалось не шире адского хода и годилось разве что для кошки.
Мое отчаяние оказалось, однако, преждевременным: прямо над окном я нащупал грубую доску, которая, немного поколебавшись, осталась в моих руках.
Я поставил ее к стенке и стал громко кряхтеть, освобождаясь от греческой роскоши.
– Готов подержать вашу одежду, мессер, - тихо посочувствовал мне снаружи Сентилья.
Я уверил его, что человеку, всю жизнь ходившему по нужде в патрицианской тоге, никакой помощи не требуется, и вышвырнул комок парчи наружу. Ни единого звука не донеслось в ответ, и это убедило меня в том, что засады или просто какого-нибудь зеваки по ту сторону стены нет.
Остальное оказалось делом навыка, явно приобретенного в неких особо опасных отхожих местах, о которых моя память пока умалчивала столь же упорно, сколь и о том, где я научился всего по пяти звездочкам, видимым в окошке, определять, на какую сторону света придется высовывать голову или же зад.