Семь женщин
Шрифт:
— Миссис Дойл!
Она его напугала.
— Ой, здрасте, мистер Штейн. А я к вам иду, — проговорила Брайна сдавленным голосом (вообще-то голос у нее был зычный).
— Хорошо, что вы не подошли минуту назад. Я тут… помочился в кустиках… мы все так делаем… Знаете, воду экономим, — криво улыбаясь, сообщил мистер Штейн.
Брайна шагнула в сторону. Ей хотелось поскорее войти в дом.
— Как Милт думает, дождь скоро будет? — спросил мистер Штейн.
— Да… да, он говорит, что скоро будет.
— Ну, будем надеяться, что ваш муж не ошибается! — сказал мистер Штейн и скрылся за кустами.
Брайна знала, что
Войдя в кухню, Брайна сразу принялась мыть посуду. Малышка Дейзи оставила в раковине несколько грязных тарелок. (Миссис Штейн всегда успевала вымыть посуду до прихода Брайны, чтобы та могла заняться уборкой.) На кухонной стойке ее, как всегда, ждал маленький яблочный пирожок, накрытый бумажной салфеткой, а рядом лежал конверт персикового цвета с жалованьем за неделю.
В кухню босиком вбежала Дейзи, восьмилетняя дочка Штейнов.
— Здравствуйте, миссис Дойл, — пробормотала она, открыла холодильник и довольно долго смотрела внутрь. Казалось, она ждет, что то, чего ей хочется, вдруг само материализуется на полочке. Потом девочка захлопнула дверцу и выбежала из кухни.
Брайна пылесосила дорожку на лестнице, когда из спальни вышла миссис Штейн в красивом длинном китайском халате.
— Добрый день, миссис Дойл, — сказала она. — Как поживаете?
У Брайны ком к горлу подкатил — почему, она сама не знала. Опустив глаза, она уставилась на пылесос.
— Хорошо…
— Вы сможете зайти сегодня вечером, помочь мне принять гостей? Ничего не изменилось?
— Смогу, приду, — коротко ответила Брайна.
Миссис Штейн спустилась вниз, оставив Брайну в облаке аромата чайной розы. Брайна ни за что бы не угадала, сколько лет миссис Штейн, если бы не видела ее водительские права. Ей сорок один — они с Брайной почти ровесницы! Но миссис Штейн выглядела так молодо… У нее были волнистые каштановые волосы и светло-карие глаза. Всегда казалось, что она только что вышла из бассейна. Днем она занималась какой-то работой, запираясь в маленьком кабинете рядом с хозяйской спальней. Брайне нравилось выбрасывать мусор из ведерка для бумаг, стоявшего в этом кабинете. В ведерке всегда лежали обрывки листков бумаги с напечатанными буквами, поперек которых сиреневыми чернилами от руки были написаны слова вроде «дрянь» или «гадость». Брайна никогда не пыталась соединить обрывки друг с другом — это было бы вторжением в частную жизнь. Но ей нравилось читать слова, написанные чернилами. В них была интимная, тайная, сладкая жизнь. Когда Брайна читала романы, она почти всегда представляла героинь в образе миссис Штейн.
— Дом Штейнов. У телефона миссис Дойл.
Брайна всегда так отвечала на звонки. Она считала, что это гораздо лучше, чем «алло», ведь она здесь не жила, а «дом Штейнов» — в этом не было ничего личного.
— Нельзя ли позвать к телефону Джулианну Коэн? — с акцентом спросил мужчина.
Брайна, помолчав несколько секунд, ответила:
— Миссис Штейн не может подойти.
Она только что видела, как ее работодательница с полотенцем на плече направилась к бассейну.
— Не могли бы вы передать ей, что звонит Питер Штонштрем? Это очень важно.
— Хорошо, — холодно проговорила Брайна. — Пожалуйста, подождите.
Она
— Миссис Штейн! — окликнула ее Брайна, стараясь держаться как можно дальше от воды.
Миссис Штейн ее не услышала.
— Миссис Штейн!
Никакого толка.
— Миссис Штейн! Миссис Штейн! Миссис Штейн!
Брайна побежала вдоль бассейна, размахивая руками. Она была похожа на громадную толстую птицу, пытающуюся взлететь.
Миссис Штейн наконец заметила ее и остановилась.
— Что случилось? — спросила она.
— Вас к телефону. Мистер… Стоунмэн. Говорит, что-то срочное.
Миссис Штейн, улыбаясь, подплыла к бортику бассейна, подтянулась и вылезла из воды. Тело у нее было красивое, крепкое и блестящее. Она была похожа на скульптуру из отполированного мрамора. Брайна взяла со скамейки желтое махровое полотенце и, потупившись, протянула ей. Миссис Штейн словно бы не замечала собственной наготы.
— Спасибо огромное, миссис Дойл, — сказала она, завернулась в полотенце и трусцой побежала к дому.
Брайна проводила ее взглядом. Она с трудом верила, что кто-то может быть настолько красив.
Когда Брайна подошла к грузовичку, Милт ждал ее уже пятнадцать минут. А когда она вошла в свою кухню, старуха одарила ее таким взглядом, словно невестка только что подожгла ковер. Часы показывали без четверти час. Обедали обычно в двенадцать тридцать. Брайна не сказала ни слова. Она вытащила из холодильника ветчину и сделала сэндвич для матери Милта. Старуха жадно набросилась на сэндвич. Все трое какое-то время молча жевали.
— Что это за ветчина? — спросил Милт.
— Копченая.
— Вкусная.
Дожевав сэндвич, Милт отправился в амбар. Старуха допила яблочный сок, встала и, как обычно после ланча, отправилась в туалет. Когда она проходила мимо, Брайна почувствовала запах мускуса. Этот запах словно прилип к старухе, хотя она вроде бы регулярно мылась. По крайней мере, полотенце в ванной после того, как она там бывала, всегда было влажное. Провожая взглядом старуху, поднимавшуюся по лестнице, Брайна почему-то ощутила неприязнь. Ее взгляд упал на красное плюшевое кресло. Она никогда не сидела в этом кресле. И дети ее в нем не сидели. Даже Милт ни разу не садился в это кресло. Кресло выглядело так надменно… Оно стояло на самом лучшем месте в кухне. Именно туда падали самые яркие солнечные лучи. Что-то в этом кресле было осуждающее. Оно словно было обязано не одобрять все, что делает Брайна, пока старуха справляет нужду. Кто-то же должен был не одобрять Брайну в отсутствие старухи.
В половине шестого Брайна начала собираться к Штейнам. Она подошла к гардеробу в своей тесной спальне. Если она работала у Штейнов по вечерам, то всегда одевалась в черное и белое. Миссис Штейн никогда об этом не просила, но Брайна считала, что так нужно. Ей захотелось надеть белую блузку, которую ее дочь Шейла привезла из Парижа, где училась. Правда, Брайна боялась запачкать блузку.
Она бережно достала блузку из ящика. Шелк заскользил по ее пальцам. Казалось, это вовсе не ткань, а прохладная жидкость. Наверное, таким было бы на ощупь облако, если к нему прикоснуться.