Семьдесят неизвестных
Шрифт:
— Э… Э…
Он яростно тёр носовым платком вспотевшую макушку.
В понедельник Илья Титович пришёл на работу хмурый, как грозовая туча. Накричал в проходной на вахтёршу: не спросила у него пропуск. Секретарше устроил разгон: тоже бдительность потеряла, не запирает на выходной ящики письменного стола.
Потом велел позвать к себе Наташу.
— Радуйся! — бросил ей, даже не поздоровавшись. — Всё дело мне испортила. Магазинщики как сговорились: все требуют твои модели. Уже из торготдела звонили. Что молчишь?
— Не к вам, а на фабрику, — непримиримо уточнила она.
— Ко мне на фабрику! — опять закричал он. — Пока я ещё директор фабрики, не придирайся к словам. — Он побегал по комнате, хмурый, злой. — Вернёшься — и я тогда припомню тебе этот номер с Сергеевым.
— А что Сергеев? — сразу насторожилась Наташа.
— Она не знает, конечно, она ничего не знает! Глядите, люди, какой ангел безвинный… Жених твой, жених, автоинспектор Сергеев, который не жуликов-леваков ловит, а проколы делает честным автолюбителям. Ему, видите ли, показалось, что я при обгоне… Словом, неважно! А вот то, что он директору швейной фабрике названивает…
— Он вам звонил? — сдвинула брови Наташа.
Илья Титович сразу вспомнил: Сергеев просил не говорить. А ведь в талоне уже три прокола. Ещё один и… Придраться всегда можно, стоит только захотеть!
— Модели где брала? — круто повернул он разговор.
— Частью из журналов, частью сами придумали… А когда он вам…
— «Сами, сами»!.. — перебил её Илья Титович. — Тоже мне модельеры нашлись!
— Мы с девочками на заводы ходили, смотрели, с рабочими советовались.
Зазвонил телефон.
— Слушаю! — не слишком любезно буркнул Илья Титович.
— Говорит Сергеев, здравствуйте. Вы мою бумагу об учениках уже получили?
— Опять вы? — сразу ощетинился Илья Титович. — Какую там ещё бумагу?
— Я поддерживаю предложение вашего инструктора. Очень дельная мысль! Действительно, нет смысла выделять фабрике специальные средства на учеников. У вас есть замечательный резерв — десятиклассники. Готовьте их, заинтересовывайте, создавайте возможности для дальнейшей заочной учёбы — и часть их придёт на фабрику. Инструктор права…
Илья Титович чуть не задохся от ярости:
— Слушайте, вы! Это… это просто наглость!
— Позвольте…
— Не позволю! По какому праву вы суёте нос в мои дела? Я сегодня же зайду к вашему начальнику, и тогда мы ещё посмотрим… посмотрим…
Он швырнул трубку и, багровый, прерывисто дыша, повернулся к Наташе:
— Вот, пожалуйста! Опять твой автоинспектор! Что теперь скажешь?
— Илья Титович, я его ни о чём не просила!
— Всё! Идите! — перешёл он на «вы» и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен.
Наташа вышла, и тотчас же в кабинете появилась секретарша, принесла почту. Глаза у неё были красные, заплаканные.
— Что там? — нарочно грубо спросил Илья Титович, заглушая поднявшуюся жалость к ней.
—
Илья Титович, предчувствуя недоброе, схватил бумагу. Прочитал — и обмяк.
— Что с вами? — испугалась секретарша.
— Не тот Сергеев! Не из ГАИ — другой!.. — шептал он совершенно непонятное ей. — А я ему — наглость! А я ему — куда суёте нос…
Илья Титович не отрываясь смотрел на бумагу. В ней запрашивалось мнение руководителей предприятия об отмене, в качестве эксперимента, ученичества на фабрике.
Бумага была подписана начальником управления швейнотрикотажной промышленности А. К. Сергеевым.
На следующий день директор прямо с утра неожиданно пришёл в цех, где работали школьницы. В руке он держал объёмистый пакет. Девочки уставились на него удивлённо, притихли.
Он скинул пиджак, скомандовал:
— Халат!
Наташа помогла ему влезть в узкий, не по размеру халат.
— Всё! — сказал он. — Теперь я сам за вас возьмусь.
Положил на стол пакет, открыл его. Девочки смотрели на него, как на фокусника. Но в пакете оказалось всего-навсего несколько их изделий из мешковины.
— Это, по-вашему, швы? — Он поднял куртку над головой. — Это волны морские, а не швы! Чему вас только инструктор учит? Такие швы стыдно заказчику показывать. А ведь у нас не кто-нибудь заказывает — магазины. Вот! — Он рванул куртку по шву. — А теперь смотрите, как надо делать швы.
Илья Титович сел к машине, направил под лапку крой. Потом сунулся носом чуть ли не под самую иглу, нажал педаль электропривода. Раздалась серия звуков, быстрых и отрывистых, как пулемётная очередь.
— Всё! Смотрите, учитесь! — Он подал куртку обступившим его девочкам. — Нет, вы возьмите линеечку, проверьте.
Наташа стояла в стороне и улыбалась.
Таким Илья Титович ей нравился, очень нравился.
Он был настоящим мастером швейного дела.
Семьдесят неизвестных
Семьдесят неизвестных — так я их всех тогда прозвал. Не вслух, конечно, а про себя. Их и в самом деле было ровно семьдесят, и все мне совершенно неизвестны. Я смотрел на них, они смотрели на меня, — для них я тоже был вопросительным знаком в голубой футболке с красной полосой на груди.
А рядом со мной стоял ещё один неизвестный, семьдесят первый. Я знал, как его зовут — Пётр Петрович, знал, что он завуч по производственному обучению, а теперь начальник лагеря труда и отдыха сельской школы. Но разве этого достаточно? Ведь, слышал я, говорят: чтобы узнать человека, надо с ним пуд соли съесть. Я, правда, тогда не понимал, почему именно пуд соли; куда приятнее пуд мороженого или конфет. Это только потом до меня дошло, что на сладком никого не проверишь, до сладкого все охотники.