Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1
Шрифт:
С пригорка были видны навесы на низких столбах, белые полотнища куриных стай и крохотный домик под камышовой крышей. Как только Сергей увидел и птичник и домик, куда его однажды загнал дождь, сердце у него дрогнуло. Его и радовала и пугала предстоящая встреча с Ириной, и к привычной взволнованности примешивалось чувство не то обиды, не то горечи.
«Забавно, — подумал он, — у меня такое самочувствие, точно я и в самом деле в чем виновен перед Ириной».
Ванюша свернул с дороги к домику и, притормозив машину, медленно проехал мимо окна знакомой Сергею комнаты. Ирина припала к стеклу и тотчас отскочила. Сергей на ходу выпрыгнул из машины, вбежал в сенцы и распахнул дверь. В кухне никого не было. Сергей подошел к порогу соседней комнаты и постучал. На стук никто не ответил.
Ирина прислонилась спиной к окну, держась руками за подоконник, и смотрела с таким удивлением, точно не могла понять, почему Сергей сюда приехал. Лицо ее, освещенное с двух сторон, казалось и худым, и усталым, и смуглым до неприятной черноты.
— Иринушка, здравствуй!
Ирина улыбнулась, но невесело: глаза ее, обычно ясные, вдруг потускнели. Сергей подошел к ней, хотел обнять, но она несмело отстранила его руку.
— Ирина! Что с тобой?
— А что! Ничего.
— А отчего невеселая?
Она горестно посмотрела на Сергея, — теперь ее глаза блестели и смуглое лицо сделалось таким гордым и красивым, каким Сергей его еще никогда не видел.
— Эх, Сережа, Сережа! — сказала она грустно. — Когда я тебя ждала — не приходил. А теперь.
— Что теперь?
— Меня ждут в обозе. Я на минутку забежала домой. — Она взяла с подоконника узелок. — Проводи меня до дороги.
Они шли ложбиной, в том же направлении, как и в то памятное утро после дождя. Тогда в этой низине морем блестела росистая трава по колено. И все — и умытая степь под ярким, только что выглянувшим из-за горы солнцем, и птичьи голоса в светлом небе, и пасущиеся коровы, и пастух в полотняных штанах, и даже намокшие изгороди базов — было для них и радостным и значительным. Теперь же ничего этого не было. Нежаркое солнце робко пробивалось сквозь плывущие на запад тучи и лишь на короткое время освещало тусклые поля, серую, вытоптанную стадами траву. У Ирины тревожно билось сердце, хотелось многое сказать Сергею, а мысли путались, и она шла молча, глядя вдаль.
— Ирина, я знаю, отчего ты такая грустная. Поверила бабским сплетням?
— Нет. И не верила и не верю. — Ирина остановилась и почему-то испуганно взглянула на Сергея. — Сережа, мне больно, но я не верю, чтобы ты такое обо мне сказал. А только, Сережа, обо всем я уже передумала. И вот теперь смотрю на тебя и говорю сама себе: напрасно я тебя полюбила.
— Ну, что за глупость, Ирина!
— Нет, Сережа, это не глупость.
— Да я же ни в чем не виноват перед тобой.
— Верю. — Ирина закусила губу, ресницы ее сделались влажными. — И если ты сейчас ничего плохого не говорил обо мне, то всегда можешь об этом сказать, потому что это — правда. Что тут скрывать. Тебе нужна жена не такая, как я, — разве это неправда?.. Мне больно и горько… Но я уже не смогу быть с тобой такой, как была.
— Знаю, ты гордая! Но вот такую я и люблю тебя!
— Нет, не гордая я, а несчастная.
Из станицы, извиваясь по дороге, выползал обоз. На передней арбе стоял Никита и махал шапкой.
— Меня зовут, — сказала Ирина.
— Останься, Ирина, — проговорил Сергей, беря ее за руку. — Мы их догоним. Я тебя на машине подвезу.
— Не могу, Сережа.
Ирина оправила на голове шаль и, высоко подняв голову, пошла к обозу. Сергей видел, как она села в бричку, взмахнула кнутом и погнала быков, а потом встала и помахала платочком. Последняя подвода давно скрылась за Верблюд-горой, опустела серая лента дороги, а Сергей все стоял и с грустью смотрел на блеклую степь под низким, в тучах, небом.
Глава X
Вдали лежала озимь, густо припудренная инеем, и над ней низко-низко кружились грачи. «И чего они кружатся над этой неуютной и обезлюдевшей степью? — думал Сергей. — Только еще больше одолевает грусть, когда перед глазами рябит серое, в тучах, небо».
И в какую сторону Сергей ни смотрел — всюду лежали нерадостные краски поздней осени. По одну сторону дороги широким размахом простиралась зябь, по другую — тянулись то редкие, выбитые скотом будылья кукурузы, то жухлая, совсем бесцветная стерня, то редкие, сломанные
На дороге показалась женщина. Опираясь на палку, она устало переступала ногами, обутыми в тяжелые сапоги. На левой руке у нее висела кошелка.
— Подвезем? — спросил Ванюша, когда женщина была от них шагах в десяти.
Сергей кивнул. Ванюша нажал тормоза, колеса завизжали, поползли и остановились. Женщина посторонилась.
— Куда путь держите, тетушка? — спросил Сергей.
— Иду, сынки, до дому. В колхоз «Светлый путь» — туточка на хуторах.
— Садитесь, подвезем.
Женщина не спеша залезла в машину и, подобрав руками полы кофты, удобно уселась на заднем сиденье, не сказав ни одного слова. Когда «газик» набрал скорость, ветер ударил ей в лицо, она воскликнула:
— Ой, как же ловко!
Сергей полуобернулся, закинул руку за спинку сиденья, посмотрел на свою случайную спутницу. В машине сидела немолодая женщина, суровая на вид. Широкие и сильные ладони ее лежали на коленях. Лицо скуластое и сухое, а глаза в мелких морщинках. На ней была просторная ватная кофта, голову ее покрывали сперва белая косынка, завязанная узлом ниже подбородка, затем теплый полушалок, а поверх всего — шаль с махрами, лежавшими и на плечах, и на груди, и на спине.
— Где же вы были? — поинтересовался Сергей.
— А где была — там уже нету. Ходила в Рощенскую.
— На базар?
— На базар бы не потащилась в такую даль. — Женщина тыльной стороной ладони вытерла губы. — Дело было такое, что пришлось иттить. А только получилось так, что зазря ходила.
— А что у вас за дело?
Жалоба, — неохотно ответила женщина. — Ходила в район, думала пожаловаться.
— И что же? Пожаловалась?
— Не смогла. — Женщина тяжело вздохнула. — Только ноги набила, а все без толку. Тех начальников, до которых было мое дело, на ту беду не оказалось в районе. Сказать, Кондратьев Николай Петрович, наш первый секретарь райкома, меня очень хорошо знает. Летом, бывалоча, сколько разов приезжал до меня прямо в поле и завсегда спрашивал: «Ну, как поживаешь, Лукерья Ильинишна?» К нему-то я и направилась. Он человек душевный, простой, ему-то во всем доверишься, а только не было Николая Петровича в районе. Говорили, что уехал по станицам. Сидел на его месте второй секретарь или дажеть третий — тех я не знаю. Но я было хотела пойти и к третьему, а мне сказали, что он сильно занят, принять не может, потому как готовится к выборам. Что тут поделаешь? Пошла я в райзо, а в райзо тоже никого нету, выехали в Усть-Невинскую, что ли. Беда! Тогда я направилась в райисполком. Там у нас теперь председатель новый, демобилизованный. Тутаринов по фамилии, местный, из Усть-Невинской. Его я еще и в глаза не видела, а люди, кто с ним встречался, очень даже хвалят. Герой со Звездой. Старательный, говорят, а только еще совсем молоденький, дажеть и неженатый. Пошла я к нему. И тут мне неудача. Секретарь сказал, что этот Тутаринов не сидит в кабинете, а все по району мотается.
Сергей заметно покраснел.
— А вы бы изложили свою жалобу секретарю райисполкома, — посоветовал он.
— Ничего тот секретарь не поможет. — Лукерья Ильинишна поправила у подбородка шаль и снова ладонью вытерла губы. — Пошла я к судье. Выслушал он меня со вниманием, дажеть головой качал, а потом и говорит так внушительно: «Все правильно; у тебя, тетка, есть патриотизм, а только, говорит, к твоим словам требуется, чтобы сперва райпрокурор все расследовал, дело составил, а тода уже это дело само по себе пойдет в суд. А пока, говорит, от прокурора такого дела нету, суд судить не может». Закон, что тут поделаешь! Поплелась я и к прокурору, и все одно своего добилась бы, а у прокурора, на мою беду, уже весь прием кончился. Куда пойдешь? Харчей у меня нету, жить, сказать, не на что. Так я ни с чем и вернулась. — Она на минуту задумалась. — Но я завтра снова пойду, только теперь буду умнее — запасусь харчами.