Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1
Шрифт:
Сергей молча кивнул и долго стоял, глядя ей вслед.
Подходя к своему двору, он еще издали увидел, что дверь в хату была раскрыта. Тимофей Ильич, собравшись идти на огород, стоял на пороге с тяпкой в руке. Здороваясь с сыном, он погладил усы и добродушно усмехнулся.
— Слава богу, беглец явился! Ну, сказывай, где бывал и что видывал?
— С Хохлаковым по району ездил. А где Семен? Мать, Анфиса?
— Бабы белье полощут на Кубани, а дружок твой зараз у деда Евсея. Дождь размыл погребок, так приходила бабка Параська и попросила пособить. А он мастер на все руки. Видал крышу на сарайчике? Его работа. А позавчера водокачку починил. Бедовый малый,
— Семена я знаю. Он себе всегда работу найдет.
— А ты когда же возьмешься за дело? Или все будешь раскатывать?
— Скоро возьмусь. Теперь уже скоро.
Старик обрадовался.
— Решил-таки идти к Льву Ильичу? А он приезжал, о тебе беспокоился.
Сергей усадил отца на стульчик и сам присел рядом с ним на пороге.
— Туда, батя, меня и арканом не затащите… Не это у меня в голове… Послушайте, батя! Я такое задумал, — Сергей посмотрел на отца быстрыми живыми глазами, — такое задумал, что если осуществить все, то через пять лет вы свою станицу не узнаете. Вот о чем я думаю.
— Чтобы я и не узнал свою станицу? Быть этого не может!
— Батя, представьте себе, что на Кубани, к примеру, возле ваших огородов, работает на полный ход электрическая станция. А такую станцию надо построить! И вот она освещает и дома, и клуб, и избу-читальню. Да мало этого! Ее энергия проникает всюду, — это же тысячи рук! Да еще какие проворные руки! Они и доят коров, и стригут овец, и очищают зерно, и крутят молотилку, и мелют муку.
— Так, так. А водокачку вертеть можно?
— Насосы будут качать воду! Да что водокачка! Есть дела и поважнее… Нет, батя, без электричества нам жить нельзя.
— Так-таки и нельзя? Сколько жили — и ничего. А теперь нельзя?
— Именно теперь, — горячо доказывал Сергей. — Когда еще, как не теперь, мы должны подумать о том, чтобы людям нашим жилось хорошо? Войну кончили, люди вернулись к мирному труду. А кто из нас не мечтал на войне о том времени, когда мы сможем засучить рукава и начать строить! И в первую очередь — нужно строить электростанцию. Почему в Усть-Невинской нет своего радиоузла? Да потому, что нет электричества. Почему нет стационарного кинотеатра? Тоже поэтому. А как облегчить труд колхозников? Думали ли вы об этом? А электричество все может. Возьмите любую, самую трудную работу, которую выполняют люди, и ее с успехом может выполнять электричество.
— А в чужих государствах ты эту технику видел?
— Что нам чужие государства? — с обидой сказал Сергей. — Побывали б вы, батя, хоть в панской Польше. Стоит особняк помещика, а возле него обшарпанная деревушка — бедность, какой я и не представлял и в книгах не читал. Посмотришь на крестьян и думаешь: да неужели это люди! В лохмотьях, хуже старцев, в глазах одна тоска. А как нас одна крестьянская девушка, полька, водой поила, я вам об этом не рассказывал? И смех и горе! Заехали в одну деревушку. Выскочили мы с Семеном из танка и побежали во двор воды раздобыть. Заходим в хату. На лавке лежит больная старуха. Смотрим на печь, а оттуда выглядывает из-под рядюжки девушка… Мы ей показываем, что хотим воды, а она по-русски не понимает, по догадывается. Помочь-то нам хочет, а слезть с печи не может. Не долго думая, Семен за рядюжку, а девушка в крик… Смотрим, а ей, несчастной, одеться-то не во что. Так что насмотрелся я этих чужих государств, долго помнить буду.
Тимофей Ильич вынул кисет, неторопливо закурил.
— Конечно, полякам до нас далеко, — сказал он рассудительно.
— Да и не только полякам.
— Что ж ты все это мне доказываешь? — спросил Тимофей Ильич. — Стоит зачинать дело — зачинайте. Молодые начнут, старики помогут.
— Пойду сегодня к Савве. Из-за Саввы я чуть с Хохлаковым не поругался.
— Опять? — удивился Тимофей Ильич. — Ты Льва Ильича ни про то ни про се обидел. А теперь уже с Федором Лукичом? Да ты эдак и со всем районом поругаешься. А к чему? — Тимофей Ильич тяжело вздохнул. — И мой ты сын, а не пойму я тебя. И чего тебе еще надо? Слава, почет тебе. Ну, чего ж еще?
— Чего еще? По-вашему, батя, то, что я Герой Советского Союза, так все это вроде мягкого дивана. Лежи, блаженствуй и наслаждайся жизнью. А мне лежать не хочется. Такая жизнь не по мне. Разве трудно меня понять?
— Ну, бог с тобой, живи как знаешь… Ты уже не маленький. — Тимофей Ильич поднялся. — Я и так с тобой засиделся. Меня давно на огороде ждут. Такой славный дождик выпал.
Берегом Кубани Сергей прошел на край станицы и зашел во двор деда Евсея. Семен уже починил погреб и мыл в ведре руки. Увидев Сергея, он так обрадовался, что нечаянно опрокинул ведро и, вытирая о рубашку руки, побежал навстречу.
— Сережа! Где же ты пропадал?
— Катался.
— Смуглянку разыскивал?
Сергей рассмеялся.
— Да.
— И нашел?
— Нашел, только не смуглянку, а Ирину Любашеву. Это ее настоящее имя.
— Везет же тебе, — искренно позавидовал Семен. — А у меня дела плохие.
— Что такое?
— Зря к тебе ехал. Хочу перебраться жить к старикам Семененковым. Сами просят. Такие они потешные, как дети.
— А разве у моих родных тебе плохо?
Семен грустно посмотрел на друга.
— Из-за Анфисы не могу я там оставаться. Тимофей Ильич бунтует. Давай сядем. Я тебе все, все расскажу.
И друзья сели на бревно в тени под старой яблоней.
Глава X
После обеда Сергей пришел в станичный Совет. Во дворе стояла тачанка, до такой степени забрызганная грязью, что все — и рессоры, и колеса, и ось, и крылья, казалось, были слеплены из глины. Кучер, коренастый и большеголовый парень лет семнадцати, распрягал лошадей, мокрых, с курчавой шерстью и с мыльной полоской между ног. Кучера звали Дорофеем. У него были застенчивые голубые глаза, шишковатый нос и белесые брови. Широкое лицо его было так опалено и солнцем, и горячими ветрами, что цветом напоминало потемневшую бронзу. Свою должность Дорофей ставил очень высоко, считая, что далеко не каждому дано быть кучером станичного Совета. Любил рассудительно поговорить о дорогах, о повадках лошадей, о выпасе и водопое.