Семен Дежнев
Шрифт:
Чтобы прекратить эти конфликты и столкновения, якутские воеводы строго-настрого предписывали промышленникам вести промысел только в границах своего уезда. Это преследовало и другую цель — предотвратить уход промышленников в Мангазею, на Пясину, нижний Енисей, дабы Якутское воеводство не лишалось людей, приносивших доход казне. Так, отпуская летом 1642 года на Оленек казака Ивана Реброва, Петр Головин давал ему наказ: «А таво беречь накрепко, чтоб нихто из торговых и промышленных людей с Оленека в Пясину и на Тунгуску не перешел». Воевода также предписывал Реброву заняться поисками дорог к острову с «заморным зубом», который лежит в море к западу от реки Анабары. Имелся в виду, по-видимому, остров Бегичева у выхода из Хатангского залива. Но позже Головин, опасаясь, как бы промышленники не ушли в Мангазейский уезд
Назначение Дежнева оленекским приказчиком можно было рассматривать как командирование на место далеко не первостепенной важности. Русских промышленников на Оленеке в ту пору почти не было. Враждовавшие между собой эвенкийские роды, обитавшие по берегам этой реки, платили ясак неисправно. Власти воеводства уделяли Оленеку мало внимания. Это место считалось захудалой окраиной, непрестижной и неприбыльной.
К новому месту назначения Дежнев поехал с семьей — женой Кантеминкой, или Пелагеей и ее сыном Осипом. Родился ли к тому времени свой младший, Афанасий, мы не знаем. Вероятно, нужда заставила Семена Ивановича взять семью с собой, так как из-за бедности он не мог содержать ее в Якутске и жить на два дама.
На Оленеке Дежнев застал напряженную обстановку. Не утихала вражда между азянским и боягирским эвенкийскими родами. Боягирцы в свое время захватили в плен и сделали своим холопом человека аянского рода Узона. Тому удалось бежать и возвратиться в родное стойбище. Боягирцы, воинственно настроенные, подошли к тому стойбищу и стали требовать выдачи беглеца. Азяны отказались выдать члена своего рода Узона. Назревала кровавая стычка. Вмешательство Дежнева помогло предотвратить усобицу. И это не замедлило дать свои плоды. Атаману удалось полностью собрать с оленекских эвенков ясак, который в прошлые годы выплачивался неисправно с большими недоимками. Сохранилась отписка Дежнева в Якутскую приказную избу о том, что он собрал с оленекских эвенков и якутов 3 сорока 27 соболей и выслал ту казну в Якутск со служилыми людьми Сидоркой Емельяновым и Ивашкой Аргуновым.
На Оленеке Дежнев и его товарищи испытывали тяжелые лишения, голодали. Небольшое хлебное жалованье, которым снабдили их в Якутске, давно кончилось. Снабжать зимовье продовольствием власти воеводства не считали нужным. Приходилось служилым людям питаться за счет продуктов своего промысла. «Всякою скверность принимаем», — горько жаловался Дежнев в своей отписке в Якутск.
После службы на Оленеке Семен Иванович ездил для сбора ясака сперва в Верхоянское зимовье, потом в Средне-Вилюйское. На Вилюе весной 1670 года закончилась его служба в Якутском воеводстве.
Мы видели, что судьба бросала Семена Дежнева из одного конца обширного края в другой. Можно сказать, что он побывал во всех концах современной Якутии — и на верхней Лене, и на Алдане, и на Яне, и на Индигирке, н на Колыме, и на Оленеке, и на Вилюе, а также за пределами Якутии, на крайнем северо-востоке Азии — на Анадыри и побережье Берингова моря. Он проходил по лесным тропам и горным кручам, шел через перевалы и волоки, мчался на оленьих нартах по тундровым просторам, плавал по многим рекам, преодолевая стремнины и перекаты, обходя коварные пороги и водопады, отправлялся и в морские плавания.
Годы брали свое. Дежневу шел седьмой десяток. С горечью узнавал он, что уходили из жизни старые его товарищи. Не было уже в живых славного морехода Ивана Реброва, открывшего Яну и Индигирку и дослужившегося до чина сына боярского. Пройдет много лет, и его потомок Яков Пермяков примет участие в полярных исследованиях, открытии Новосибирских островов. В один год с кончиной Реброва, в 1666 году, погиб Михаил Стадухин, доставивший Семену Ивановичу много горьких минут. Вряд ли теперь незлобивый Дежнев думал о своем покойном недруге плохо. Ведь смелый и решительный казак был. И он оставил свой добрый след на земле, след первооткрывателя.
Вернувшись с Вилюя, старый атаман некоторое время находился не у дел. А тем временем воевода Иван Борятинский подыскивал подходящего человека, который возглавил бы отряд, сопровождавший очередную «государеву соболиную казну». Его выбор был остановлен на Семене Ивановиче. С 50-х годов было принято посылать в Москву для сопровождения соболиной казны служилых людей высокого ранга и состоятельных, детей боярских или по крайней мере сотников или атаманов. Из служилых людей такого ранга в Якутске в ту пору никого, кроме Семена Ивановича, не было. Все остальные разъехались по зимовьям. Так что назначение Дежнева следует, по-видимому, объяснить стечением обстоятельств. «Казачий атаман Семен Дежнев летом 1670 года оставался единственным кандидатом в начальники отряда, который должен был сопровождать ясачную казну», — утверждает М.И. Белов.
Это утверждение, очевидно, имеет под собой основание. Действительно из всей казачьей старшины в то время лишь один Семен Иванович оставался без назначения на очередную службу. Но нельзя отрицать и другого. Каково бы ни было личное отношение воеводы и воеводской администрации к Дежневу, были очевидны такие качества старого атамана, как честность, исполнительность, высокое чувство ответственности и долга и огромный жизненный опыт и опыт служилого человека. К тому же Семен Иванович уже принимал однажды участие в доставке государевой казны в Москву. Так что по всем статьям эта фигура не могла вызывать сомнения.
На этот раз на Дежнева возлагалось самостоятельное ответственное поручение. Он становился начальником крупного конвойного отряда, а не рядовым его членом. В составе отряда оказалось 34 промышленника и 9 ленских и тобольских служилых людей. В их числе был сын Михаила Стадухина Нефед Михайлов. Вот еще одно частное свидетельство незлобивости, незлопамятности характера Семена Ивановича — он не возражает включить в состав отряда сына своего старого недруга. За соболиную казну непосредственно отвечали целовальники Иван Самойлов и Таврило Карпов. Первый из них служил когда-то на жиганской таможне и досматривал у Дежнева костяную казну. На этот раз государева казна состояла из большой партии мягкой рухляди — соболиных и лисьих шкурок. Вся она оценивалась в огромную сумму — в 47 164 рубля.
16. СНОВА В МОСКВУ. КОНЕЦ ПУТИ
Дежнев выехал из Якутска 20 июля 1670 года. Воевода строго-настрого напутствовал отъезжавших, чтобы служилые, сопровождавшие соболиную казну, дурных, порочащих звание государевых людей поступков не совершали, какого-либо непотребного воровства не творили, по кабакам не шлялись, в азартные игры не играли. Ослушников этого наказа велено было бить батогами, а исполнение наказаний возлагалось на местные власти. Кроме соболиной казны, Дежнев вез в Москву различные документы Якутской приказной избы за минувший год: денежные и хлебные сметные и пометные списки, ясачные книги, именные окладные книги, отписки и челобитные. Некоторые подробности этой второй поездки Семена Ивановича в Москву известны из отписок воевод: якутского, илимского, тобольских, «ценовой росписи», доставленной Дежневым из Якутска в Москву, а также «приемной росписи» соболиной казны. Шли вверх по Лене где на веслах, где бечевой. Ночью выставляли у соболиной казны усиленные вооруженные караулы. Как бы лихие воровские люди не застали врасплох. Пока плыли по Лене, стояла дождливая погода. От сырости пострадала поклажа. От Куты до Илимского острога перевозили соболиную казну на вьюках, заполучив лошадей в Верхоленском остроге. В Илимский острог прибыли в первых числах сентября. Местный воевода Сила Аничков провел тщательный, досмотр мешков и сум с мягкой рухлядью и обнаружил, что у многих из них печати Якутского воеводства «подрезаны и сняты, и в сумы и в мешки хожено». Дежнев объяснил, что сумы и мешки действительно вскрывались, н это было вызвано крайней необходимостью. Из-за дождей груз в дороге подмок, и Дежнев с товарищами «для высушки казны» были вынуждены снять якутские печати и извлечь шкурки из мешков и сум. Такое объяснение, видимо, удовлетворило воеводу Аничкова и он вместо прежних якутских печатей наложил свои илимские. В Илимске пришлось зазимовать.