Семен Дежнев
Шрифт:
В тот же день Дежнев явился в Сибирский приказ и сдал всю якутскую почту. Прием соболиной казны отложили из-за праздников на несколько дней. Приемщиком и оценщиком мягкой рухляди назначили именитого гостя Остафья Филатьева. Его приказчики вели торгово-промысловые операции и в Восточной Сибири, и Семен Иванович мог не раз встречать их в Якутске. С помощью приказных купец сверил по описи общее количество шкурок, убедился в их отменном качестве и дал заключение, что казна целиком доставлена Дежневым в Москву в сохранности. Об этом свидетельствовала «приемная роспись», составленная Филатьевым. Она убеждает нас в том, что никаких злоупотреблений Дежневым и его товарищами допущено в пути не было, и объяснения начальника отряда о вынужденном вскрытии сум и мешков кажутся нам убедительными.
Семен Иванович Дежнев, старый казачий атаман, выполнил последнюю свою службу. Вернуться в Якутск к семье, увидеть сыновей ему было не суждено. Он тяжело заболел и был уже не в состоянии пускаться в долгий и нелегкий обратный путь. Его товарищи добрались до Лены без своего предводителя. Долгие годы тяжких испытаний, голод, нужда, зимняя стужа, утомительные походы в любое время года и, наконец, многочисленные ранения — все это подорвало крепкий и выносливый организм, подточило его. Дежнев еще крепился во время последней дороги в Москву, бодро делил с товарищами все трудности. А в Москве он как-то сразу сдал, одряхлел, ослаб. Может быть, бремя тяжелой ответственности за государеву казну, досмотры и дознания со стороны подозрительных воевод поспособствовали хворям, разом навалившимся на него.
Он еще прожил год с небольшим. Где он обитал в последние месяцы своей жизни — в усадьбе ли купцов Усовых или у каких-либо случайных людей, приютивших его? Или о судьбе заслуженного первопроходца позаботился Сибирский приказ? Этого мы не знаем.
Наступила весна 1672 года. Быть может, старый атаман еще нашел в себе силы выйти из избы, чтобы прогреть свои старые кости, зарубцевавшиеся раны на весеннем солнцепеке, послушать, о чем судачат в Москве. Быть может, и довелось ему увидеть, как поздней весной из кремлевских ворот выезжала вереница карет в окружении вооруженных всадников на сытых конях. На запятках карет рынды в высоких песцовых шапках, с короткими бердышами. Толпа зевак провожала кортеж. Еще бы, сам царь Алексей Михайлович с многочисленными чадами своими и домочадцами переезжает Е летний подмосковный дворец в селе Коломенском. Москвичи называют тот дворец дивом дивным, восьмым чудом света. Дворцовые терема разукрашены резьбой, колонночками, шпилями, увенчанными двуглавыми орлами, кровлями- бочонками, кокошниками, крылечками. Дивятся иностранцы на то неповторимое творение рук русских мастеров.
Только на три года переживет Дежнева царь Алексей Михайлович, прозванный Тишайшим. Уйдет он из жизни совсем еще не старым, оставив далеко не однозначные следы своего царствования.
При Алексее Михайловиче произошло добровольное воссоединение Украины с Россией. 8 января 1654 года в городе Переяславе (нынешнем Переяславе-Хмельниц-ком) созванное гетманом Богданом Хмельницким собрание представителей украинского народа приняло историческое решение о воссоединении. Собрание это вошло в историю под названием Переяславской Рады, завершившей борьбу украинского народа против гнета польских феодалов и за воссоединение с Россией. Так русский и украинский народы, имевшие общие исторические корни, вошли в единую семью народов.
Восточные границы страны отодвинулись до самого Тихого океана, были продолжены славные географические открытия, начатые еще при первом царе из семьи Романовых — Михаиле Федоровиче. Происходил процесс формирования многонационального Российского государства, охватившего и просторы Западной и Восточной Сибири, Якутии, Тихоокеанского побережья.
Заметный подъем переживает развитие русской культуры. В архитектурном стиле церковных и гражданских построек появились новые, жизнеутверждающие черты. В столице и других городах возводились красивые храмы, боярские и купеческие палаты, административные здания, украшавшиеся орнаментальным декором. Бордюры из цветных изразцов, колонны и пилястры, украшенные резьбой по камню, воссоздававшей виноградную лозу, причудливые цветы и узоры были характерны для нового стиля. Живописцы сделали шаг вперед от строгих канонов традиционной статичной иконописи к реалистической живописи. Воплощением этой тенденции стали портреты-парсуны, которые передавали уже индивидуальные черты запечатленных на них лиц. Эти произведения живописи донесли до нас образы многих государственных и культурных деятелей того времени.
Сам царь Алексей Михайлович был начитан, собирал книги и даже пытался пробовать свои силы на литературном поприще. Он написал «Уложения сокольничья пути», пробовал писать воспоминания о польской войне. Он собственноручно составлял указы или правил подготовленные для него документы. Большой интерес Алексей Михайлович проявлял к делам сибирским, деятельности Сибирского приказа, походам первооткрывателей. По своему характеру и стилю работы он весьма отличался от отца Михаила Федоровича, болезненного и слабохарактерного, при котором всеми делами фактически вершили сильные временщики. При царском дворе существовал придворный театр, и царь с семьей появлялся среди зрителей. В царском окружении теперь выделялись образованные люди, книголюбы, владевшие иностранными языками. Это все было новым в придворном быте и в жизни верхушки московского общества. Вызревали предпосылки великих реформ и преобразований русской жизни, осуществленных Петром I, а некоторые реформы исподволь начинались уже во времена Алексея Михайловича, предвосхитив петровские. Как справедливо пишет известный современный советский историк В.И. Буганов о времени Петра I, «недаром время царствования его отца Алексея и брата Федора называют иногда предреформенной порой, кануном петровских преобразований».
Царь Алексей Михайлович, образованный по понятиям своего времени человек, был приверженцем архаичного, византийского уклада придворной жизни с ее пышными и сложными церемониалами, иерархией чинов. Уклад этот становился анахронизмом, не отвечающим духу времени. Отнюдь не тишайшим было царствование Тишайшего, а скорее бурным, напряженным, насыщенным выступлениями крестьянства и городской бедноты против феодальной эксплуатации. И самым крупномасштабным из этих выступлений оказалась крестьянская война под предводительством Степана Разина. Социальные выступления масс отчасти принимали форму церковного раскола, хотя к расколу примыкали и некоторые боярские и купеческие семьи, ревнители старины, недовольные новшествами царя и патриарха Никона.
Пищи для всяких тревожных разговоров и слухов на Москве было более чем достаточно. Семен Дежнев мог услышать передаваемые шепотом рассказы о страдальце за старую веру, протопопе Аввакуме, томившемся в яме-темнице в холодном Пустозерске. Аввакум слал из заключения «прелестные письма», которые расходились по стране, доходили и до Москвы. Их передавали друг другу тайком, с оглядкой недовольные порядками. В своих письмах-воззваниях, ходивших по рукам, неистовый протопоп обличал стяжательство, произвол, не щадил боярство и даже самого царя.
А в Ферапонтове-Белозерском монастыре, правда не в земляной яме, а в удобных палатах, томился ярый супротивник Аввакума, низложенный патриарх Никон, возмечтавший было поставить себя выше царя и главенствовать в государстве. И Никон, как и Аввакум, был человеком сильного характера, упрямым, несгибаемым. Предпочитал сидеть в дальнем монастыре, но не повиноваться, не смирить свое непомерное честолюбие.
Но больше всего в народе говорили о лихом донском казаке Стеньке Разине, поднявшем против господ и царя толпы голодных и обездоленных людей. Имя Разина, наводившее панический ужас на бояр и помещиков, царевых слуг, обрастало легендами и народными домыслами. Был самый разгар крестьянской войны, охватившей Дон и Нижнюю Волгу.
О судьбе неистового Аввакума и его обличительных письмах, о свержении с патриаршего престола гордого упрямца Никона, о разгуле крестьянской вольницы на юге страны, о дерзком атамане Степане Разине не мог не услышать старый атаман. Об этом говорила вся Москва.
Все более одолевали Дежнева хвори и старческая слабость. Зябко кутался он в поношенный кожушок. Вспоминал былое. Вставали перед ним Студеное море, зубатые люди у Большого Каменного носа. Вот беснуются белогривые шальные волны. Рвется в клочья парус, скрипит, стонет корабль. Мореходы шепчут слова молитвы. Пронесло бы. На высоком гребне волны взметнулся другой коч и исчез в пучине. Кричи не кричи — никто тебя не услышит в реве океана, в свисте ветра. Погибли ли товарищи или занесло их в чужие земли? Один бог про то ведает.