Семеро праведных в раю хозяина

Хаецкая Елена Владимировна

– А КТО ЕЩЕ? Я, КОНЕЧНО. КОГДА ТЫ МЕНЯ НАШЛА?

– ДВАДЦАТЬ ПЯТОГО НИСАНУ. ПИФ, ЭТО БЫЛО УЖАСНО.

– ХИ-ХИ.

– ПИФ, КАК ТЫ ТАМ?

– НОРМАЛЬНО.

– КАК ТЫ УСТРОИЛАСЬ?

– Я ЖИВУ В ДОМЕ. НА ТОМ СВЕТЕ.

– НА ЧТО ПОХОЖ ТОТ СВЕТ?

– НА ПОМОЙКУ.

– Я СЕРЬЕЗНО.

– Я ТОЖЕ.

– ЧТО ТАМ НОСЯТ?

– ОДИН ПСИХ ВСЕ ВРЕМЯ НОСИТ СТЕКЛА. ГОВОРИТ, ЧТО ТАК ПОЛОЖЕНО.

– ДА НЕТ, ХЛАМИДЫ ИЛИ ТУНИКИ?

– Я ВООБЩЕ ДО СИХ ПОР НЕ МОГУ ОПРЕДЕЛИТЬ, ОДЕТАЯ Я ИЛИ ГОЛАЯ.

– С КЕМ ТЫ ТРАХАЕШЬСЯ?

– ДУРА.

ВООБЩЕ-ТО С КОМЕДИАНТОМ. ОН СЛАВНЫЙ, ХОТЯ НАРКОМАН.

– КАК С ПОГОДОЙ?

– ДОЖДЯ НЕТ. Я ЕЩЕ НЕ ВИДЕЛА НЕБА.

– ЧТО ВЫ ЕДИТЕ?

– НЕ ЗНАЮ.

– ЭТО ТЫ ЗАКАЗАЛА РАЗГОВОР?

– ДА.

– А КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ?

– ПОПРОСИЛА ХОЗЯИНА. КСТАТИ, ДЕДУШКА, КОТОРЫЙ ТЕБЕ ЭТО УСТРОИЛ… КАК ОН ТЕБЕ?

– УЖАСНО.

– ИМЕЙ В ВИДУ, ОН АНГЕЛ.

– Я ТОЖЕ АНГЕЛ.

– ОН НА САМОМ ДЕЛЕ АНГЕЛ. БУКВАЛЬНО.

Экран вдруг погас. Потом мигнула надпись: «ЗАВЕРШАЮ ПРОГРАММУ».

Гедда оторвала глаза от экрана. Показалось ей, что ли? Она еще раз коснулась клавиш, но ничего не произошло.

– Пиф, ты здесь? – спросила Гедда компьютер.

Дедушка наклонился над Геддой, окатив ее ароматом перегара и старых носков, и Гедда непроизвольно отшатнулась.

– Поговорили, барышня?

– Да…

– Ну и отойдите. Машина казенная, время оплочено. Свое получили, так что прошу.

– Кем оплочено?

– Да вам-то что? Уж не вами, ясное дело.

Не простившись, Гедда вышла из склепа. Дедушка продолжал бубнить себе под нос, и в его бессвязной болтовне все чаще поминались слова «опохмелка» и «ходят тут всякие».

Что это было? Она что, действительно разговаривала с Пиф?

Гедда остановилась. Впереди уже показался зеленый купол церковки.

Я ЧТО, НА САМОМ ДЕЛЕ ТОЛЬКО ЧТО РАЗГОВАРИВАЛА С ПИФ?

Пиф мертва, сказала она себе. Я сама видела то, что осталось от ее трупа, разложенным на клеенке.

Но разговор БЫЛ. Как были и дедушка, и сердитый Василий, и склеп с растрескавшимся мраморным ангелом. Ее пальцы до сих пор помнили ощущение клавиатуры компьютера.

И отчаяние охватило Гедду.

У меня было три минуты, чтобы поговорить с умершей. Чтобы по-настоящему поговорить с умершей. Я должна была спросить, видела ли она богов и каковы из себя боги. Или прав был этот ее белобрысый дурачок Бэда с его Богом Единым… И существует ли вечное блаженство. И что такое грех и что такое истина… Боги, какая я дура… У меня было три минуты прикосновения к вечности, а я болтала с Пиф, точно она жива и мы с ней опять висим на телефоне…

По лестнице загремели шаги. Голос Комедианта затрясся под потолком, как студень. Комедиант повернул голову на звук; Карусельщик не шевельнулся – как сидел, вертя в руках крошечную шарманку, так и оставался. В пустой комнате, отражаясь от всех битых стекол, разбросанных по полу, вертелась назойливая механическая мелодия:

Поет моя шарманкаС весны до холодов,Летит напев печальныйДо самых чердаков…Падам, падам, падам…

Между третьей и четвертой строчками мелодия-хромоножка нелепо подскакивала, раздражая Пиф.

Толкнув дверь плечом, в комнату вошел Хозяин. Остановился, огляделся с победоносным видом, и Пиф вдруг заметила, что перья на крыльях ангела-хранителя были окрашены в камуфляжные цвета.

Хозяин держал какой-то неопрятный сверток. Он кивнул Карусельщику, с Комедиантом поздоровался за руку и обернулся к Пиф.

– Ну, как ты, девочка?

– Спасибо.

– Поговорила со своей подругой?

– Спасибо, Хозяин.

– Как впечатления от разговора?

Пиф заметила, что Хозяин ухмыляется.

– Гедда ничуть не изменилась.

– А ты?

Пиф засмеялась. Легко-легко стало ей, и она взлетела.

– Я тоже, – сказала она.

Хозяин протянул длинную руку, дернул Пиф за ногу, и она снова опустилась на пол. Теперь Хозяин превышал ее ростом почти вдвое, и Пиф поневоле уткнулась носом в его гениталии. Хозяин с готовностью поводил поясницей.

– Перестань, – сказала Пиф, давясь от смеха.

Хозяин наклонился – высоченный, ужасный – и протянул ей сверток.

– Это тебе. Подарок от меня.

Пиф обеими руками приняла подношение. Приняла, не спрашивая, как делала еще в те годы, когда была жива.

Хозяин опустился рядом с ней на корточки. Бросив беглый взгляд в его наглые любопытные глаза, Пиф принялась разворачивать белую ткань, в которой находилось что-то круглое, легкое, на ощупь резиновое. Комедиант подошел поближе и тоже заглядывал через плечо.

Под первой белой тряпкой оказалась вторая, грязная, в пятнах крови. Пиф прикусила губу – она догадалась. Хозяин пошевелил крыльями, ветер пронесся по комнате, и всех окатило ароматом хвойного леса. Пиф сняла последнюю тряпку и увидела нерожденного ребенка.

Маленькое чудовище было таким отвратительным, что она едва не выронила его, и Хозяин прикрикнул:

– Осторожней, ты!

– Это… – спотыкаясь, спросила Пиф.– Это МОЙ?

Хозяин пожал плечами, широким крылом едва не сбив с ног Комедианта, который терся за его спиной.

– Нерожденное дитя, – сказал он, – твое, чужое, какая разница? Оно ДАЕТСЯ тебе. Ты совершила убийство, теперь посмотри ему в лицо.

Пиф подняла глаза на Хозяина и увидела, что он прекрасен. Его лицо потемнело, рот изогнулся, глаза расширились – это был дивный лик иконы. Лик смотрел на нее отрешенно и печально.

– Я ничем не могу помочь тебе, – сказал Хозяин словно издалека. – Постарайся полюбить это существо.

Пиф еще раз взглянула на уродца.

– Оно вырастет?

– Зависит от тебя.