Семейная кухня (сборник)
Шрифт:
Ирочка росла доброй и послушной девочкой, хоть и замкнутой. Она совершенно не понимала, почему с ней не хотят играть, но и не горевала, не умела долго плакать. Моя мама, которую ровесники во дворе тоже обходили стороной – она могла и камнем в глаз засветить в случае чего, – взяла Ирочку под свою опеку. Они действительно смешно выглядели – мама, в вечно рваных мальчишеских штанах, с короткой стрижкой, разбитыми локтями, загорелая дочерна, некрасивая, насупленная, ждущая подвоха и готовая дать отпор, и нарядная, чистенькая Ирочка, с фарфоровой кожей, которую не брал ультрафиолет, всегда улыбчивая,
Они были как сестры – вместе ели, играли, ночевали друг у друга, вместе пошли в первый класс. Если мама была внешне и поведением исчадием ада, то Ирочка – ангелом.
Ирочке было семь лет, когда отец приехал на короткую побывку и Зарина отправила ее в подвал за банкой – огурцы соленые принести. Подвал был общий, большой, глубокий, с тяжелой дверцей и большой старой лестницей. Туда хозяйки ставили закатанные банки и прочие запасы.
Собственно, ничего удивительного в том, что Ирочка полезла в подвал, не было. Лестница была ветхая, перекладины рассохлись и еле держали, ее давно собирались поменять. Но подходящей лестницы все никак не находилось – все-таки подвал был глубоким. Женщины, особенно те, кто был в весе, лазить в подвал боялись, поэтому за банками посылали детей – их вес лестница терпела. Мама даже прыгала на каждой ступеньке, доказывая, что ничего страшного, нормальная лестница.
Ирочка была худенькой. И почему именно под ней надломилась перекладина, никто так и не понял. Ирочка упала в подвал почти с самого верха.
Зарина про дочь вспомнила не сразу. Собиралась уже идти ругаться, что Ирочка опять завернула к подруге и заболталась. Но тут к ним зашла моя мама – позвать подружку гулять.
– А где Ирочка? – спросила она.
– Я думала, она с тобой, – удивилась тетя Зарина.
– Нет, я ее не видела.
Зарина быстро вытерла руки о фартук и побежала в подвал. Муж с места не сдвинулся.
Ирочка лежала на холодном полу и не двигалась. Не плакала, не звала на помощь. Лежала, как будто спала. Белым пятном на черном грязном бетоне.
Ее достали, довезли до больницы, потом до города. И только там Ирочка очнулась. Ее вылечили, поставили на ноги, и, казалось, все обошлось. Но не обошлось.
Врачи говорили, что Ирочку нужно еще лечить, оставить в больнице, а лучше повезти в областной центр, к специалистам, потому что задет позвоночник и это опасно. Но Ирочка уже улыбалась, просилась домой и была совсем прежней – ходила, даже бегала. И Зарина ее забрала. Точнее, решение принял папа Ирочки – велел забирать. И Зарина послушалась. Она не смогла себе простить этого до самой смерти.
У Ирочки начал расти горб. Сначала маленький, невидимый. Еще можно было что-то сделать. Варжетхан требовала, чтобы Зарина увезла дочь в область. Зарина испугалась – в области надо было где-то жить, нужны были деньги. Но главное не это. Нужно было оставить Ирочку в больнице на полгода, а то и год. А может, и на два. Заковать ее в протезы, в гипс, вытягивать, растягивать, вправлять и выкручивать. Зарина не могла расстаться с дочерью, или испугалась, что не выдержит, или не решилась изменить свою жизнь. К тому же Ирочкин папа не очень охотно давал деньги на врачей. Да и на жизнь оставлял все меньше и меньше.
– Что делать? – спросила Зарина мужа.
– Что хочешь, – ответил он.
– Ее нужно лечить, так все говорят.
– Разве такое лечится? Это расплата за твои грехи!
Он в очередной раз уехал в город и больше не вернулся. Говорили, что у него там другая семья. И давно уже.
А Ирочка так и осталась жить с мамой в селе. Зарина шила дочери роскошные платья и распускала ей волосы, которые копной ложились на плечи, струились по лопаткам, закрывая уже достаточно большой горбик.
Ирочка окончила музыкальную школу, училище и осталась работать в селе, музыкальным работником в детском садике. Дети не видели ее уродства, они ее обожали. Она сама была как ребенок – выросла совсем немного с тех пор. Метр пятьдесят от силы. Зарина научила дочь шить, и Ирочка шила себе роскошные халаты и свободные платья. Она носила распущенные волосы, что было не принято. В селе ее все называли Ирочка-горбатая. Она не обижалась. Только улыбалась.
Про ее отца никто больше никогда не слышал, а Зарина умерла очень рано. Ирочка тогда только в детский садик на работу устроилась. Она осталась совсем одна. Никаких родственников, что удивительно для села, у нее не было.
Днем она играла песенки деткам, а по вечерам шила на заказ. Особенно ей удавались свадебные платья с многочисленными воланами и оборками по местной моде. К ней даже из других сел ездили на примерки. Ирочка выносила на руках белое облако, из-под которого ее не было видно, и помогала невесте одеться. Невеста смотрелась в старое трюмо и не верила в то, что она такая красавица. Ирочка как будто передавала заказчице часть своей красоты.
Моей маме она тоже сшила свадебное платье – атласное, цвета чайной розы. Простое, обычное платье, до колена. Причем сшила тогда, когда мама о замужестве даже не помышляла.
– Это что? – хмыкнула мама.
– Твое свадебное платье.
– Ты шутишь? Кто меня замуж возьмет? И какое оно свадебное? А где все эти твои штучки-розочки?
– Ты же не здесь замуж выйдешь, а в городе. А там розочки не носят.
– А ты-то откуда знаешь? Не нужно мне твое платье.
– Я оставлю, а ты сама решай, нужно или нет.
– Ты же с меня даже мерки не снимала! – крикнула мама ей вслед.
Ирочка только хмыкнула: мол, чего мне тебя мерить.
В этом платье мама действительно вышла замуж и потом еще долго его носила, лет двадцать. И ничего с ним не делалось. Прямо заколдованное было платье. Ткань не вытиралась, не садилась, цвет не выгорал. И как бы мама ни поправлялась и ни худела, платье всегда садилось точно по фигуре.
– Мистика какая-то, – всегда говорила она.
То же самое – неподвластность времени – происходило и с Ирочкой. Она совершенно не менялась. Волосы не выгорали, не теряли свой ярко-рыжий, сбивающий с ног цвет, морщины на ее лице не появлялись, хотя она пользовалась только детским кремом. Ирочка не старела.
Но еще до этого, до морщин, в самый расцвет молодости, в нее влюбился Виталик. Он при-ехал из города, где жил, в село и увидел Ирочку, идущую по улице. Виталик застыл, как соляной столб, что не было удивительным – на нее все так реагировали.