Семейная тайна
Шрифт:
В дверь позвонили. Он взглянул на часы у кровати: четверть двенадцатого. Он встал, накинул халат. Из окна спальни увидеть подъезд к дому было нельзя. Он вышел на лестницу и через окошко над крыльцом разглядел только переднюю часть машины — старенький «Форд-Капри», весь заляпанный грязью. У него не мелькнуло и тени подозрения. Он был спокоен: знал, что дело сработано чисто. Он спустился вниз и отпер дверь.
Навстречу шагнули двое — он сразу все понял и инстинктивно рванулся, но они мгновенно преградили ему путь. Скрутили его профессионально, и тот, что поплотнее и повыше, рукой зажал ему рот, а другой быстро его обшарил. Убедившись, что он безоружен, толстяк молниеносно перехватил
Они отступили на шаг назад и наставили на него пистолеты. Бородатый толстяк (на груди у него болтался монокль на шнурке) сказал:
— Мы, разумеется, встречались, но официально нас друг другу не представили. Моя фамилия Грандисон, а это мой коллега Буш. А теперь повернитесь и спокойно идите туда, где находится ваша жена. Как только вы нас к ней приведете, кляп мы вынем.
Секунду-другую Шубридж стоял неподвижно. Внутри у него все застыло: он не чувствовал ни страха, ни растерянности, ни даже горечи. Сквозь открытую наружную дверь было видно заднее стекло машины, и он машинально окинул взглядом аляповатые наклейки — гербы и флаги Уэймута, Брайтона, Саутэнда, Блэкпула… Наконец он повернулся и повел их через холл и вверх по лестнице. Где-то что-то сорвалось. Где, как и почему — гадать уже не имело смысла. Он понимал: время его истекает, а от того, что он будет знать, легче ему не станет. За ним идут его палачи. Он был наслышан об особом отделе и его полномочиях. Формальности, судебное разбирательство — это не по их части. Им закон не писан — они сами себе закон. И бояться им нечего. Перед закрытой дверью спальни он остановился. Буш отодвинул его в сторону и вошел. Женщина сидела в кровати — в черной шелковой ночной рубашке без рукавов — и расчесывала волосы, такие же черные. Она была недурна собой, с крепким, упругим телом. На миг ее обнаженная рука с гребенкой застыла в воздухе, и она посмотрела долгим взглядом мимо Буша — туда, где стоял ее муж и, за спиной у него, Грандисон. Затем медленно опустила руку.
Грандисон развязал Шубриджу рот и произнес:
— Ложитесь в кровать. Шубридж подошел к кровати и лег под одеяло рядом с женой.
— Руки не прятать, — скомандовал Буш. Он быстро обвел взглядом комнату, ничего не упуская, фиксируя каждую мелочь. На туалетном столике он заметил замшевый мешочек, подхватил его и передал Грандисону.
Шубридж, сжав правой рукой руку жены, сказал:
— Мне все равно, что вы сделаете со мной, но нельзя ли…
— Оставь, — резко оборвала его жена.
— Нельзя, — сказал Грандисон. — Когда вы все это затевали, вы должны были предвидеть и такой исход. Боги против вас. Они всегда против вас, с момента вашего рождения. Не думайте, что вы допустили ошибку. Ее допустил за вас кто-то другой, когда вас еще не было на свете. Истоки всех наших ошибок скрыты во мраке прошлого. — Он чуть приподнял в руке замшевый мешочек. — На что вы собирались это употребить?
Шубридж пожал плечами.
— Хотели купить себе место, где можно жить по человечески, и время, чтобы успеть пожить.
Грандисон кивнул.
— Ну-ну. Все мечтают о том же, только каждый вкладывает свой смысл. Большинство дальше мечты не идет. Так. У вас есть десять секунд.
Шубридж отпустил руку жены, обнял ее за плечи и прикоснулся щекой к ее щеке. Друг на друга они не глядели. Шубридж перевел глаза с Грандисона на Буша и опять взглянул на Грандисона.
— Не тяните, — произнес он и еще теснее прижал к себе жену.
Грандисон кивнул и вскинул правую руку. Они с Бушем выстрелили одновременно. Стрелять вторично не пришлось.
— Я разберусь тут наверху, а вы ступайте в кухню, — распорядился Грандисон.
Буш оставил Грандисона в спальне и спустился вниз. В кухне он отыскал электрический тостер и включил его в сеть. Потом взял со стола воскресную газету и положил на тостер. Когда она начала темнеть и съеживаться, он чиркнул спичкой и бросил ее сверху на газету. Вспыхнул огонь. Он сунул в пламя еще одну газету и поднес ее к кухонной занавеске над раковиной. Огонь вначале робко лизнул край ткани, а потом, осмелев, охватил занавеску и пополз по ней вверх. Буш отступил назад. Возле раковины стоял деревянный поднос для завтрака с низким плетеным бортиком. Буш придвинул его к костру из горящей бумаги, и тонкая сухая соломка мгновенно занялась. Он работал быстро, уверенно, мысленно выстраивая канву для сообщения о воскресной трагедии: растяпа-муж готовил завтрак, оставил рядом с включенным тостером газету, а сам поднялся наверх к жене что-то спросить; дверь в кухню он не прикрыл, сквозняком подуло на газетные страницы, одна из них попала на тостер…
Пятясь, он вышел из кухни. Через незакрытую дверь в коридор стал медленно выползать дым. Изнутри, сквозь дымовую завесу, доносился треск горящего дерева и уханье — огонь набирал силу.
Буш стоял в другом конце холла и смотрел, как длинные языки пламени, добравшись до порога кухни, принялись лизать дверной косяк; извиваясь, они взбирались все выше, пока не перекинулись на потолок — и разлились по нему сплошным волнообразным потоком.
Вниз по лестнице спустился Грандисон. Наверху, над лестничной площадкой взвилась и заметалась струйка дыма, похожая на пляшущее привидение.
Вдвоем они некоторое время стояли спиной к выходу — смотрели и слушали, как яростно бушует пламя. Когда оставаться в доме стало небезопасно, они вышли и плотно закрыли за собой дверь.
— Тут у него где-то собака и еще эти птицы, — сказал Буш.
— Оставьте все как есть, — сказал Грандисон. — Так будет правдоподобнее.
Он влез в машину, Буш уселся за руль, и они тронулись в обратный путь. Итак, задача выполнена. Тела будут неопознаваемы. На официальные вопросы, если таковые возникнут, будут даны официальные ответы…, все как положено.
Свернув на боковое шоссе, они остановились и посмотрели назад. Дом, скрытый высокими вязами, был отсюда уже не виден. Над деревьями повисло едва заметное облачко дыма. Они знали: теперь внутри полыхает гигантская топка — в доме властвует всепожирающий огонь.
До поворота на узкую проселочную дорогу мисс Рейнберд добралась к часу дня. Въезд преграждал запрещающий знак, а у обочины стояла полицейская машина. Две пожарные машины работали возле дома, но из-за каких-то неполадок с подачей воды они мало что могли сделать. Над вязами лениво поднимался густой черный столб дыма.
Патрульный полицейский разговаривал с ней вежливо. Он объяснил, в чем дело, и сказал, что дальше ехать нельзя. Мисс Рейнберд, с трудом подавив волнение — она была сильно потрясена случившимся, — как бы со стороны услышала собственный голос:
— Меня вы обязаны пропустить. Эдвард Шубридж — мой племянник.
Полицейский заколебался.
— Минуточку, мэм, я спрошу у главного. Он вернулся к своей машине и стал докладывать по рации. Через несколько минут мисс Рейнберд подъезжала к дому. Она уже окончательно взяла себя в руки. К Эдварду Шубриджу и его жене она не испытывала особой жалости. Но зато ей было совершенно ясно, что она должна предпринять — хотя бы во имя Гарриет.