Семейная жизнь весом в 158 фунтов
Шрифт:
Она почувствовала, как он сел на кровать рядом с ней, но глаз не открыла.
«Эти не продаются», – сказал он тихо.
«Они никогда не должны покидать вашей спальни», – сказала она.
«Они и не покинут», – сказал Северин.
Эдит открыла глаза.
«Вы не сердитесь на меня? Я чувствую себя виноватой за эту историю с мужем».
«Я никогда не верил в эту затею, – сказал он, и это слегка рассердило ее.
Он сидел к ней в профиль, стараясь не глядеть на лежащую женщину».
«Ну а вы, и ваша мама, – сказал он. – Вы говорили, что могли бы сами купить что-то».
Эдит села. Она подумала, что он, наверное, вообще
«А все-таки что бы вы сделали, если бы у вас вдруг появилась куча денег?»
«Мне много не нужно, – сказал он. – Было бы достаточно и того, чтобы хватило перевезти те картины, которые не могу продать».
Он огляделся по сторонам и улыбнулся. Ей нравилась эта улыбка.
«А это немало, – сказал он. – И еще мне нужны деньги, чтобы найти хорошую работу в Америке, а не какую попало. И, – он усмехнулся, – еще мне хочется съездить в Грецию, прежде чем я займусь всем остальным. Я бы поехал хоть сейчас, – сказал он и лег на кровать, закрыв глаза. – Я хотел бы останавливаться в небольших чистеньких гостиницах, я хотел бы добраться до моря. Там сейчас тепло, но еще не начался туристический сезон. Никакой расточительности, но и без самоограничений! Вкусно есть и пить, покупать хорошие книги и читать, лежа на солнышке, купаться. А когда наедут туристы, я бы вернулся, собрал вещи и уехал в Америку…»
«И простился бы с фрау Райнер?»
«И с Васо, и с Зиваном. Скажу им, что я скоро вернусь, это будет означать, – сказал он, открывая глаза, – что вернусь прежде, чем они умрут. Но, возможно, и не вернусь».
Он опять закрыл глаза, потом добавил:
«Прежде всего Греция. Именно туда я хочу поехать».
«А сколько картин вам надо продать, чтобы поехать в Грецию?» – спросила Эдит.
Он открыл глаза. Эдит нравились его глаза, когда они были открыты, но ей нравилось смотреть и на его рот, когда он закрывал глаза.
«Закрой глаза и ответь мне, – сказала Эдит. – Сколько картин?»
Казалось, он думает. Она тихонько соскользнула с кровати, пошла в кухню, погасила огонь под гуляшом и принесла вино и два бокала. Он все еще лежал с закрытыми глазами. Она сбросила с себя туфли, налила обоим вина и снова устроилась на кровати рядом с ним. Ей хотелось курить, но он, такой белозубый и широкогрудый, мог это не одобрить. В бедрах он был неправдоподобно узок
«Возможно, пять больших полотен, – сказал он, – но из тех, о которых я думаю, двух вы не видели».
«Я верю на слово, – сказала она, – но я хотела бы еще кое-что выбрать себе и маме».
Он открыл глаза, и она протянула бокал. Он отпил. Она забрала бокал и жестом приказала ему снова лечь и закрыть глаза. Он подчинился.
«Два условия», – сказала она, когда он лег.
Он открыл было один глаз, но она закрыла его рукой. Ей хотелось оставить руку на его лице, но, поразмыслив, устроила ее на кровати совсем близко к его лицу. Она знала, что он должен почувствовать аромат духов у нее на запястье. Ее пальцы ощущали его мерное дыхание.
«Первое условие, – сказала она и сделала паузу, – чтобы одна из пяти картин была вот эта, одна из этих – не смотри, ты знаешь, что я имею в виду. Обещаю, она никогда не станет достоянием общественности; я никогда не продам ее, никогда не дам выставить ни в одном музее. Откровенно говоря, я хочу повесить ее в своей спальне».
«Какую именно?» – спросил он. Эдит посмотрела на ту, которую ей хотелось иметь. «Ту,
«Да, – сказала Эдит почти шепотом. – Эта мне нравится больше всех».
«Нет, эту я не могу вам отдать, – сказал он ей. – Мне она тоже нравится больше всех».
Он не открыл глаз даже для переговоров. Эдит удивилась, но как ни в чем не бывало продолжала торг, хотя про себя подумала, что проиграла по всем статьям. Она усомнилась, знает ли себя.
«Второе условие, – сказала она, – состоит в том, что ты должен ответить на вопрос – да или нет. Никаких обязательств, просто сказать да или нет».
«Да», – сказал Северин.
Когда она взглянула на него, его глаза были открыты. Она попыталась прикрыть их рукой, но он поймал ее и крепко прижал к груди.
«Да», – снова сказал он.
«Но я еще ничего не спросила», – сказала она, отворачиваясь. Он не закрывал глаз и не отпускал руку.
«Все равно да», – сказал он.
Он уже догадался, подумала она и почувствовала себя униженной. Она отняла руку и решила больше ничего не спрашивать. Он ужасный человек, все время дразнит ее, не знает меры насмешкам.
Но он сказал:
«Теперь одно мое условие. Мы отправимся в Грецию вместе».
Она посмотрела на него. Это и был ее вопрос: хочет ли он, чтобы она поехала с ним?
Она пожала плечами.
«Почему я должна согласиться? И времени у меня нет».
Она встала с кровати, нашла свою сумочку и закурила.
«Суп-гуляш готов?» – спросила она.
«Если только вы его не выключили», – сказал он и лег ничком.
Эдит пошла в кухню, включила огонь и немного погремела тарелками, но Северин не появился. Она посмотрела на фотографию его матери с фрау Райнер и двумя югославскими борцами. Они строили рожи фотографу, каковым, невзначай подумала Эдит, возможно, был Северин. Те трое, что остались в живых, на фотографии выглядели намного моложе. Во всяком случае, можно было догадаться, что некогда у фрау Райнер была, что называется, фигура, – на фотографии все были голышом. Они стояли у красиво накрытого, сервированного для нескольких перемен стола с ножами и вилками в руках. Васо и Зиван надели на голову салфетки, а между пухлыми грудями фрау Райнер угрожающе накренился стакан. Мать Северина выглядела старше и скромнее прочих, она стояла, робко улыбаясь в объектив, застенчиво прикрывая руками низ живота. Ничего похожего на изображение Катрины Марек в спальне; обнаженная, она казалась одетой. «Это ты фотографировал?» – крикнула Эдит в спальню.
Она ожидала, что он спросит: «Что именно?» А она ответит: «Вот это». Тогда он встанет с этой опасной кровати и придет. Но он не ответил.
«Еда готова!» – крикнула она.
Ничего не услышав в ответ, она вернулась в спальню; он лежал точно в той же позе.
«Если вы не хотите, можете не покупать никаких картин, – сказал он в подушку, – а если вам нравится эта, – он неопределенно махнул рукой в сторону картины на стене, – берите так».
«Я хочу поехать с тобой в Грецию», – призналась Эдит.