Семейное дело
Шрифт:
– Господин штандартенфюрер!
– Потом раздастся залп…
– Не губите!
– И твоё дохлое тело упадёт в вонючую жижу.
Свёкла не просто боялся – он трясся от ужаса. Хлипкий с виду немец обладал какой-то чудовищной, невозможной, неестественной аурой, нагоняющей сверхъестественный страх, и уклониста буквально зашатало. Перед глазами поплыли красные круги, в голове зашумело, желудок свело, и Никита готов был сделать
– Мне нужна правда, – словно плетью хлестнул немец.
– Господин…
– Правда!
– Не губите…
– Ты ведь клад ищешь, не так ли? – И вновь – кошмарная усмешка. – Хочешь добраться до камушков старой графини?
– Да. – Свёкла поник. – Да, товарищ Бруджа, хотел.
И вздрогнул.
И Пётр вздрогнул.
И несколько секунд буравил взглядом опустившего голову чела. А тот неумело шептал молитву, ожидая выстрела или обещанную расстрельную команду.
– Как ты меня назвал?
– Я… – Это всё нервы. Страх. Ужас. Ошалевший Свекаев ляпнул и только потом понял, что сказал. – Я…
– Как ты меня назвал? – очень тихо повторил немец.
– Обознался, – всхлипнул Свёкла, складывая руки в умоляющем жесте. – Обознался. Было раньше… Был… Человек один… Раньше…
Из его глаз градом полились слёзы.
– Брат мой двоюродный тут в ЧК служил, – усмехнулся Бруджа. – И ты, я так понял, тоже?
– Нет, – всхлипнул кладоискатель. – Просто видел вас… Запомнил…
Фашист побарабанил пальцами по столу, а затем бросил – не спросил, а утвердил – фразу:
– Был здесь той ночью.
Очереди «Льюиса» с чердака, холод, роющиеся в шкафах и комодах солдаты и умирающая женщина, сумевшая обмануть его, растерянного и жаждущего мести. Потерявшего голову.
– Был, – признался чел.
– Рассказывай. – Вампир отошёл к окну и уставился в непроглядную ночную тьму. – Как на духу рассказывай.
– Это случилось на рассвете. – Свёкла шмыгнул носом. – Я в парке был, смотрю – девка из земли вылазит…
– Прямо из земли?
– Люк там был скрытый, лаз.
– Продолжай.
– Я… я крикнуть не успел, не предупредил, а она к озеру побежала…
– Прямо на Хлюсписа. Он там стоял в оцеплении…
– Может быть… – Пауза. – Солдаты
Свёкла сбился.
– Я знаю, что они её насиловали, – ровно произнёс Пётр. – Но Хлюспис клялся, что бросил девку на берегу. Живой. И ещё клялся, что сама уйти она не могла. – Пауза. – Но она была жива. Так сказал Арвидась Хлюспис.
Клялся, рассказывал, молил о пощаде, но ярость Бруджи была столь велика, что в озёрском ЧОНе стало одним Хлюсписом меньше.
– Я её унёс, – дрожащим голосом произнёс Свекаев. Ему было страшно, невероятно страшно признаваться, но он понимал, что стоящий к нему спиной штандартенфюрер всё уже понял, и теперь его, свекаевская, жизнь зависит от проявленной искренности. – Она ведь не только была избита, она больная была. Уже когда из земли вылезала – шаталась.
– Зачем ты её унёс? – спросил вампир.
Он действительно не понимал.
– Мать моя Лане нянькой была сызмальства, – ответил Свёкла. – Я Лану знал… Вот и унёс. Пожалел.
– К матери унёс?
– Да. Она рядом жила.
– А потом? – угрюмо осведомился Бруджа.
– Потом всё.
– Врёшь! Я допрашивал всех, кто стоял в оцеплении! – рявкнул вампир. А испуганный Свекаев сделал вид, что не заметил оговорки. – Я тебя не помню!
– Так я и не служил, – растерялся чел. – Я смотреть пришёл. Там ещё с полуночи шум был… Драка какая-то… Я пришёл, и…
– И всё испортил, – рыкнул Пётр.
– Что?
– Ничего! – Вампир взмахнул кулаком, но и только – выместил злость в резком движении. – Куда девка потом делась?
– Мама её к тётке отвезла, под Питер, на какую-то финскую мызу.
– Мама или ты?
– Мама, – вздохнул Свёкла.
– Она ведь у тебя жива, не так ли? – Бруджа глянул челу в глаза. Мягко глянул, не как охотник, однако пища поняла, насколько беспощадное существо стоит перед ней, догадалась, почему Пётр спросил о матери, и кивнула:
– Мама отвезла Лану в старую мызу, что в лесах меж Териоки и Койвисто. Там старуха жила отшельницей, Дементия, тётка графини Юлии.
– Откуда знаешь?
– Слышал, как Лана маме шептала. Утром они и собрались. – Пауза. – Лана кровью харкала.
– Почему мать повезла, а не ты?
– У меня уже повестка лежала. Мобилизовали.
«Ладно, мызу я отыщу. Главное, что есть направление…»