Семейные тайны
Шрифт:
– Что стряслось?
– Это Бахадур звонит Айше, голос слышится плохо, связь никудышная, а ведь рядом.
– Ничего особенного!.. А как ты? Как ты, спрашиваю? Смотри, будь осторожен!..
– И что это все заладили: будь осторожен! Что? Какой-то чин?! Да нет, ничего особенного!.. Девушка, ничего не слышно! Алло? Алло?.. Да, теперь слышу! Завтра?
А с чего Бахадур Расула вспомнил? Но сначала шефа. Издали казался высоким (скамейку под ноги?), а роста даже низкого, не среднего, голова большая, как шар круглый, оспинка на левой щеке. А настоящий мужчина: простил! И о Расуле думает: зря он приехал!
Бахадур
Вылез из машины, пастуху кричат, а тот,- не в пропасть же овцам?! Гонит что есть мочи, чтоб за поворотом к покатому склону холма пригнать.
– Оглох, что ли?
– Ах, тупица!
– Гони, гони своих овец!
– Лишь на миг у пастуха вспыхнул гнев, но тут же погас, еще, чего доброго, окажется шишкой, лучше не связываться!., развернуться б да ударить по башке, чтоб знал! Палка, а у нее набалдашник с кулак, шмякнуть по машине так, чтоб...
– Хох-хо! Скорей, овцы мои!
– А они - голова на голову лезет, выше и выше головы, некуда ужеч а вверх и вверх, толпятся у края обрыва, к горе жмутся, оцепенели будто.
Сзади - самосвал (или тягач?!). Колеса выше его машины. Будто жмет... Бахадур поймал в ветровом стекле взгляд шофера.
Парень в кепке, щетина на лице, и глаза, будто после лихорадки, блестят, красноватые жилки увидел даже, желтое-желтое лицо, а чернота... И вдруг улыбнулся. Ну точь-в-точь Ильдрым!.. Даже мурашки по коже: воскрес?!
С двух сторон Бахадура зажали, и не выскочить никак. С чего бы Айша? И страх, холод по сердцу. "Будь осторожен!" Да, да, был страх, потом Бахадур себе не простит эту трусость,- казалось, тягач ударит по нему; померещилось. Такой был страх, что он даже вздумал поехать, давя овец. Но как проскочишь? Не одна, не две овцы, тысячи их!., (и все небось частные, нанят пастух). Снова вылез, и взгляды - косится пастух, и шофер снова будто вонзился в его затылок. Надо ждать. И как он мог уподобить его Ильдрыму? Снова улыбается, вернее, ухмылка: распознал страх Бахадура.
А как вырвался и погнал машину,- беспокойство какое-то. От минутной трусости. А был миг, когда уловил во взгляде пастуха блеск; может, и не было его? Почудилось, не иначе. "Будь осторожен!.."
Но потом успокоился, и ближе к знаменитому спуску, откуда открывается панорама города, миновав последний подъем,- даже запел: "Ах мои овцы, как я люблю вас!.." И такая щемящая мелодия. "О мои овцы, о мои ягнята!.." До слез даже. И в облегчении подумал об Анаханум: она непременно его простит, он успел познать ее тайны, в его руках она податлива и послушна, как овечка. И Анаханум действительно пожалеет его. "Ему тяжело, и я помогу ему!" Но как увидеться? Как вырваться ей на волю из этой Девичьей Твердыни, куда заточил ее отец?
"Я понимаю, ты хотел порвать с Нисой, я верю тебе". И прижмется к нему крепко: "Я тебя люблю, Бахадур! Ты запутался, и я помогу тебе сбросить с себя все это..." "А что?" "Я хочу, чтоб ты всегда был со мной" (и все было бы именно так и очень скоро, если б не знаменитое грязевое извержение, чему сопутствовали ураган и землетрясение, а впрочем, не будь их, Анаханум не вырвалась бы из плена).
ничего уже не страшно, и сто лет пройдет, и двести, и триста, это вечно,
А Джанибек спешит. Успеть переодеться и во Дворец, лишь край его виден отсюда, торчит за серым холмом угол его, сверкает залитый огнем - на концерт!
пришли без жен, сколько мужчин, и всегда без жен, так изгаляться в танце, это искусство, как в натуре, и она зовет, и выплывает ей навстречу Друг Детства, его новая роль, когда сверху, как с эстакады, выбегает в центр танцовщица, конский топот, пыль, смерч, и силится отец взглянуть на дочь, оттиснут, вдавлен, широкие плечи, из-за них не видать, такая честь, что приглашена, и она ни за что не прекратит свой танец, да, да, это искусство, послушай, Джанибек, я еще не все сказал!
Это было в той же местной газете, малого формата, где накануне фельетон, среди других извещений, почти целая полоса в черных рамках, горестные вести, и эта тоже, после многих имен, думали "со скорбью", но решили, что надо откорректировать: не тот ранг,- "с прискорбием", "незабвенного мужа, это Лейла, зятя, а здесь и Айна, и Айша, и Зулейха, и Алия, и Асия, а также Бахадур, он еще не знает, и Марьям была выделена особо, ибо Расул для нее не зять - езне, а муж дочери - кюрекен, свояка,- увы, их осталось трое, и даны они по родственному старшинству: Аскер Никбин, Махмуд и Хансултанов, друга и товарища, в одном лице Джанибек Гусейнович (Дж. Г.), рядом оказались с Хансултановым, мир? знак помилования? сам ударил, сам простил? где он найдет такую голову?! а Джанибек вовсе непричастен и даже, по слухам, хлопочет об опровержении, а коль так, то снова наступит мир, надо только прежде думать, а уже потом волю рукам давать,- Расула Саламова, последовавшей...".
И указан день, когда приехала Асия и выломали дверь, а не когда случилось на самом деле, но кто знает, когда?
18
Дверь со стуком открылась, ударившись о стенку, будто плечом выбили:
– Эй, кто здесь?!
– И резкий запах бензина ударил в нос. Асия?
Расул не успел спрятать пистолет, как вошла Асия, вытянув вперед руки. ПОПРАВИЛАСЬ КАК! С чего бы?
– Что? Не узнаешь? Солидный стал... Извини, я смою с себя грязь, а потом обниму тебя, впервые, может, в жизни...- Мягкая улыбка.- Весь день под машиной провалялась, шоферу автобуса помогала, да, да, не женское это дело, понимаю, но кто-то ж должен...- НАЧАЛОСЬ: ИДЕАЛЬНАЯ ЛИЧНОСТЬ!..- А ты, смотрю, балуешься.
– Да вот, нашел...
(И выскочил на улицу, ребята обступили, с опаской смотрят, а тут вдруг милиционер, как стена, возник, схватил Расула за руку и отнял пистолет.
"Я тебе побалуюсь!"
"Это... это...- От обиды вот-вот расплачется, так неожиданно отняли, но сдерживается, чтобы ребята на смех не подняли, затравят на улице.- Вы знаете, кто мой дядя?!"
Милиционер изумленно смотрит на Расула:
"Ты еще и хвастун".
"Мой отец...- А милиционер уже далеко, быстро иде'1 вверх по улице.- Мой отец,- вдогонку ему кричит Расул,- он самый главный у нас в районе!
– Услышал! Повернул к нему на миг голову, глаза большие сверкнули.- Он вас...- Тот уже не слышит, но ведь слышат ребята!
– Он накажет вас!..)