Семейный портрет с колдуном
Шрифт:
– Не сердитесь на Джиля, леди Валентайн, - сказала королева, беря меня за руку и возвращая к диванчику, и я пошла за ней, как овечка на заклание. – Он может свести с ума своими шутками, и порой шутит очень жестоко, но сердце у него золотое…
– Самой высшей пробы, - поддакнул колдун.
– И хотя такта маловато, - продолжала её величество, - а язык болтает без меры, он никогда не сболтнул ничего лишнего.
– Мой язык ко всему привык, - нараспев прочитал Майсгрейв, и я опять покраснела – от злости и от намёка, потому что сразу вспомнила нашу поездку в столицу.
– Не обращайте на него внимания, - посоветовала
– Так и сделаю, ваше величество, - ответила я. – С огромным удовольствием.
– Что за женский заговор? – возмутился колдун. – И вообще, мы собирались позировать. Мастер Леонсио страдает, обратите внимание.
– Ах, простите, - королева обернулась к художнику, который с самым несчастным лицом наблюдал за нами, выразительно посматривая в окно, где к солнцу подбиралась тучка, грозя изменить свет. – Конечно, вам надо продолжать. Эмилия, вы ведь не сердитесь на меня, что я отняла у вас жениха? – королева почти с тревогой заглянула мне в глаза. – Но лорду Майсгрейву давно пора заняться серьезным делом. Это не только мнение его дедушки, это и мое мнение. Понимаю, что позировать для портрета вам было бы приятнее с женихом, но это тот случай, когда чувства мешают работе художника. Вряд ли вы с дорогим Аселином повели себя примерно, окажись в такой близости.
– Вы предусмотрели даже это!
– восхитился Вирджиль Майсгрейв. – Конечно, мой внук не удержался бы от шалостей, и гораздо разумнее, чтобы натурой выступил я. Аселин потом попозирует для лицевого портрета. И немного ожидания перед свадьбой только усилят любовь.
Я постаралась выразить взглядом всё презрение по поводу такой наглой лжи и лицемерия, но Майсгрейв лишь обаятельно мне улыбнулся.
– К тому же, - продолжала королева, - жениху нельзя видеть невесту в подвенечном платье до свадьбы. Я суеверна, простите.
– В старинных приметах всегда есть зерно истины, - сказал колдун. – Я считаю, что ваше величество поступили очень мудро.
– Тогда продолжайте работу, пожалуйста, - попросила она. – А я сяду вот здесь, - она присела на складной стульчик возле мольберта, - и немного поболтаю с леди Валентайн.
– Благодарю, ваше величество, - с облегчением выдохнул мастер и махнул на меня кистью и палитрой: - Леди! Займите свое место! И не убегайте больше так неожиданно, умоляю!
– Клянусь, что не допущу её бегства, - торжественно пообещал колдун и взял меня за плечи, поставив перед собой.
Я подчинилась с тупой обреченностью, чувствуя себя марионеткой из погорелого театра, которой только и осталось, что поднимать руки и открывать беззвучно рот, когда дергают за ниточки.
– О чем пойдет беседа? – живо поинтересовался колдун, нежно прижимаясь ко мне щекой.
Собственно, он прижимался ещё кое-чем, и я старалась не думать об этом кое-чём и смотрела поверх мольберта, пересчитывая королевские вензели на стенах.
– Просто хочу получше узнать леди Валентайн, - королева удобно устроилась на стульчик, перебросив золотистые волосы на грудь и накручивая на палец концы локонов. – Говорят, ваши родители умерли, дитя моё?
– Да, ваше величество. В прошлом году. Из-за этого мне пришлось оставить обучение в пансионе и вернуться в Саммюзиль-форд, чтобы вступить в наследство.
– Где вы обучались?
– В пансионе святой Линды, - опередил меня с ответом граф Майсгрейв. – Унылое место, как и Линтон-вилль, где леди Валентайн проживала со своими родителями от рождения.
Я напряглась под его руками. Зачем он влез в наш с королевой разговор? И зачем заговорил о пансионе и Линтон-вилле? Хочет именно сейчас представить меня её величеству, как мошенницу?.. Но я не мошенница…
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, Джиль, - добродушно сказала королева. – Не знаю насчет Линтон-вилля, но мне казалось, пансион святой Линды совсем не унылое место. Оттуда родом была дева-королева Тирония, и в своих письмах она очень нежно вспоминала о детстве, называя свою малую родину «прекраснейшей лилией в ворохе пшеницы». Вы согласны с Тиронией, леди Валентайн? Или Джиль прав, и дева-королева всего лишь смотрела на те края влюбленными глазами?
Только я хотела сказать, насколько красив был городок, засаженный липами, и как упоительно цвёл там весной белый шиповник, как мольберт с грохотом рухнул изображением вниз, а мастер Леонсио разразился проклятиями и горестными воплями. Ему чудом удалось отскочить в сторону, чтобы не быть придавленным деревянной основой. Королева испуганно вскрикнула, обернувшись на шум, а Вирджиль Майсгрейв оставил меня, подошел к упавшей картине и поднял ее за края, чтобы не выпачкать руки в краске.
– Всё погибло! – простонал мастер Леонсио, сорвал алый берет и вцепился в него зубами.
Было смешно и жалко наблюдать за страданиями маленького художника, и мне стоило огромных усилий, чтобы сдержать улыбку. Втайне я была довольна, что портрет пострадал. Мне хотелось бы, чтобы этот портрет исчез совсем. Будь моя воля, я сожгла бы проклятую доску до последней щепочки.
– Боюсь, на сегодня сеанс придётся прервать, - скорбно сказал Вирджиль Майсгрейв, приставляя картину к стене. – Пусть творец, - он указал на рыдающего мастера Леонсио, - предастся всецело своему горю, не будем ему мешать. Прошу вас, - он предложил руку королеве, и она приняла её. – Думаю, леди Валентайн лучше поскорее снять платье и отправиться домой, оплакивая почивший шедевр, а мы займёмся делами королевства…
– Да, это разумно, - королева в сочувственно посмотрела на мастера Леонсио, а потом попрощалась со мной: - Приятно было побеседовать с вами. Надеюсь, вскоре работа над портретом возобновится, и мы снова встретимся.
Рука об руку королева и граф прошли к выходу, разговаривая вполголоса.
– Очень милая девушка, - произнесла её величество, явно говоря обо мне. – Забавно, но она кого-то мне напоминает…
– Сказать по правде, красота всегда типична, - легкомысленно возразил граф. – Все красавицы похожи и различаются только цветом глаз и волос.
– Ах, ну что за пренебрежение к красоте, - укорила его королева. – Кстати, я искала тебя, Джиль…
Следом за ними я вышла из зала и сразу в коридоре попала в руки служанок, которые окружили меня, чтобы увести переодеваться. Но я продолжала смотреть на королеву и колдуна, удалявшихся в другую сторону. Граф Майсгрейв что-то увлечённо говорил её величеству, а она оглянулась через плечо.
В той части коридора, где они находились, солнце проникало сквозь узкие окна, застекленные толстыми слюдяными пластинами. Наверное, именно поэтому мне показалось, что королева в одно мгновение утратила юную красоту, превратившись в старуху – глубокие морщины пролегли между бровей, от крыльев носа к углам рта, кожа на щеках обвисла, а нос заострился.