Семитысячелетняя молитва
Шрифт:
Это не значило, что кто-то уже успел сломать эту машину. Бетон под ногами тоже покрывали трещины, а из столбов и стен торчала арматура. Выйди Харуюки наружу, он наверняка увидел бы, что его дом наполовину разрушен, а вход — завален. Этот образ всеобщего развала и разрухи подтверждал догадку Харуюки о том, что им достался уровень «Постапокалипсис».
И тут…
Из тьмы метрах в двадцати от него вдруг резко послышался рокот запускающегося мотора.
Вслед за ним раздался характерный рёв двухцилиндрового двигателя. Зажглась круглая фара, осветив
Пользуясь случаем, Харуюки осмотрел своего аватара, убедился, что он действительно был одет в гладкую серебристую броню Сильвер Кроу, и вздохнул с облегчением. Поскольку Бедствие не экипировалось автоматически, оно должно было появиться на аватаре лишь после произнесения голосовой команды. Должно было…
— …!
Но в следующий момент Харуюки до боли отчётливо понял, что обрадовался слишком рано.
Кое-что в Сильвер Кроу всё же изменилось. Вместо тонких пальцев, практически непригодных для кулачного боя, на его руках были заострённые, похожие на кинжалы когти. По три пальца на каждой ноге имели такой же вид и уже успели впиться в бетон. Харуюки резко ощупал свою голову. На неё надет привычно гладкий шлем, но в районе висков торчали выступы, оставшиеся от визора.
Как он и боялся, Броня уже перестала быть просто Усиливающим Снаряжением и начала сливаться с аватаром в единое целое. Он понимал, что она внимательно следит за его эмоциями и действиями и при малейшей возможности вырвется на свободу, вновь превратив его в безумного разрушителя.
Это ощущение заставило его вздрогнуть, и в ответ со стороны спины вновь послышался рык, приглушённый, но как всегда яростный. Зверь предчувствовал бойню и начал пробуждаться ото сна.
«Эй, зверюга.
Прошу тебя, посиди тихо хотя бы эту битву!» — настоятельно попросил он и, убедившись, что его сознанию ничего не мешает, повернулся в сторону фары.
— Э-э… Аш…
Фигура гонщика над ослепительной лампой молча смотрела на Харуюки. По скелетной маске периодически проносились блики от огней догорающих вокруг них машин.
«Под этим шлемом в виде черепа… находится девочка, моя ровесница.
И она… только что призналась мне в любви.»
Это уже второе серьёзное признание, которое Харуюки услышал за свои четырнадцать лет. Первое он получил от своего «родителя», своей Королевы Черноснежки. За мгновение до того, как их попыталась сбить машина, она сказала ему: «Харуюки. Я люблю тебя».
Тогда… да что там, даже сейчас Харуюки не мог до конца принять на веру то, что девушка уровня Черноснежки может полюбить кого-то вроде него. Естественно, это не мешало ему быть на седьмом небе от счастья, и, естественно, он тоже любил Черноснежку.
Но при этом ему самому казалось, что эту любовь следовало назвать скорее «почитанием» или «преклонением». Харуюки до сих пор так и не ответил Черноснежке теми же словами. Он всегда убеждал себя, что однажды сделает это. Однажды, когда он перестанет быть таким робким трусливым толстяком, когда он станет достойным её.
Второе признание он получил несколько
Его он услышал в тесной машине, от прижавшейся к нему девушки по имени Кусакабе Рин, которая сказала, что любит его, таким ясным и искренним голосом, что это признание никак не могло быть происками какой-нибудь лживой программы.
Харуюки не знал ни того, как он должен реагировать, ни того, как ему принять эти слова. К счастью, неожиданное начало кабельной дуэли и превращение в дуэльного аватара помогли ему немного прийти в чувство.
Итак, за Аш Роллером все это время стояла девушка по имени Рин.
И Рин искренне призналась ему в любви.
Эти факты Харуюки решил пока отложить в сторону. Сейчас его больше волновали её последние слова. Она сказала ему, что уничтожит Броню Бедствия сама. Но Харуюки никогда не слышал о том, что Аш Роллер обладал «очищающей» способностью.
Тогда… не могли ли её слова о том, что она примет на себя его гнев и ненависть, означать то, что она готова преподнести своё тело в жертву Броне ради того, чтобы умерить ярость легендарного разрушителя Хром Дизастера? Не пыталась ли она таким образом искупить вину, которую ощущала за то, что её действия послужили поводом для окончательного возрождения Дизастера?..
— Аш… нет, Рин, — вспомнив, что в кабельных дуэлях зрителей нет, Харуюки решился называть её по настоящему имени. — Я… очень признателен тебе за то, что ты хочешь спасти меня. Но… ты не виновата в том, что Броня Бедствия вновь ожила. Эта Броня, этот зверь жил внутри меня несколько месяцев. Я сам вызвал его, повинуясь своим собственным чувствам…
Харуюки бросил ещё один взгляд на свои зловещие когти, а затем попытался добавить что-то ещё, но тут его мягко прервал гулкий рокот мотора.
Мотоцикл вздрогнул от вибрации двигателя, а вслед за этим мощное заднее колесо начало постепенно вращаться. Проехав два метра, огромный американский мотоцикл показался, наконец, во всей своей красе. Оседлавший железного коня стройный всадник сидел, держась обеими руками за руль и низко склонив голову. Выражение лица Харуюки разобрать не мог.
— Рин… — попытался позвать её Харуюки.
Но вдруг…
Черные кожаные перчатки крепко ухватились за руль мотоцикла. Правая рука резко поддала газу, а левая выжала сцепление. Мотоцикл яростно взревел, а из-под задней шины тут же повалил белый дым.
— Р… Рин?.. — в третий раз произнёс он её имя, но затем ему стало не до слов.
Стоявший в десяти метрах от него мотоцикл рванул на него с такой скоростью, что переднее колесо слегка оторвалось от земли.
Слева от Харуюки стояла машина Фуко. Справа — внушительных размеров внедорожник. Бежать ему было некуда, и мотоцикл безжалостно врезался в него. Естественно, Харуюки тут же отбросило назад.
Не понимая происходящего, Харуюки свалился на землю, даже не задумываясь о том, чтобы перегруппироваться в воздухе. Он срикошетил от земли, на мгновение осыпав все вокруг себя искрами. Перед глазами вновь показалась серая шина.