Семнадцать каменных ангелов
Шрифт:
К его удивлению, Поле ничего от него не требует. Она надоедает ему своим самомнением, но вспышки усталой нежности, прячущейся за наигранной ролью француженки, его интригуют. Он догадывается, что ей где-то между двадцатью восьмью и сорока годами, в зависимости от времени суток. Он не любопытствует об этом, как вообще ни о чем ее не расспрашивает. Его неотвязно преследует картинка на сайте Пабло. Он провожает ее до квартиры, терпит при этом раскалывающую боль в паху, но входить в дом отказывается, зная, что тогда не сможет удержаться от падения. И что он может от нее подцепить? – спрашивает он себя. Больше того: когда его сознание не затуманено ее эротическим имиджем, он думает о том, как это скажется на жене и дочери, в комнате с которыми навсегда останется эта странная
76
Танцовщица (фр.).
Фабиан вдруг прищелкнул языком, изобразил на лице сардоническое выражение устыженности:
– Простите! Вам, наверное, надоело слушать про Поле. Может быть, она просто отвлечение, чтобы сделать рассказ занимательнее. Но я вижу, что идет Лучо.
Появился официант с тремя дымящимися тарелками, на которых куча ветчины, жареных яиц, красного перца и расплавленного сыра скрывала бифштексы.
– За Богусо! – пошутил Фабиан.
Лучо поставил на стол бутылку вина и сифон с содовой, а Фабиан, не теряя времени, поливал салат из помидоров кукурузным маслом. Они принялись за еду, и Фабиан стал рассказывать о Монтевидео, сказочном «сером городе», который остановился во времени пятьдесят лет назад и маячил на другом берегу Рио-де-ла-Плата, как сонный двойник Буэнос-Айреса. «Поставщик надежных финансовых услуг и неуловимых беглецов». Он не преминул поделиться сведениями о столкновениях своего двоюродного брата с разными звездами и о том, как тот законтачил с известным режиссером, а отсюда пришел снова к вопросу о собственном киносценарии, который, в свою очередь, был неразрывно связан с историей Роберта Уотербери. Он подцепил ломтик помидора на вилку и размахивал ею.
– Теперь, как я уже предупреждал вас в отеле, следующая часть совершенно неизбежна, так как в каждом триллере должен быть какой-нибудь сказочно богатый человек. У него должно быть подозрительное прошлое и, поскольку действие книги происходит в Буэнос-Айресе, должны быть контакты с военными преступниками, которые искореняли подрывной элемент. Отметив это, вернемся снова к сеньору Уотербери.
Уотербери прорабатывет цепочку контактов, которые установил с помощью Пабло. Ибо Уотербери хотя, да, несколько и потерял голову, вовсе не так глуп. Он разбирается в экономике и современной аргентинской политике. Он много путешествовал. Он начинает появляться на званых вечерах без Пабло и всегда с вопросами: «Что с вами было в семидесятых? И что вы думаете о Нероне?» Он – Уотербери, эрудит, иностранный писатель, и, если даже никто не читал его романы, все же у него есть при себе экземпляр «Черного рынка», который он может продемонстрировать.
Однажды вечером он пьет виски со знакомым отставным морским офицером и человеком, который в последние дни диктатуры короткое время был министром экономики. Всплывает имя Пелегрини. «Он должен встретиться с Пелегрини», – произносит экс-министр.
«Пелегрини!» Эта идея поначалу показалась старому офицеру смехотворной, потом он подумал, уставившись на набитую табаком трубку. Они устроились в отделанной дубом библиотеке особняка в Палермо. «Было бы интересно, верно? Пелегрини – это целое явление. – Он покачал головой. – Нет! Пелегрини терпеть не может журналистов. В один прекрасный день он обязательно пристрелит кого-нибудь из них, и что тогда начнется!»
«Но Роберто не журналист, – говорит бывший политик. – Он писатель. Это совсем другое дело. Ну что стоит Карло провести с ним полчаса?»
«Вам было бы интересно, – соглашается экс-адмирал, обращаясь к Уотербери. – Но весь вопрос в том, что Карло полупараноик, когда речь идет о журналистах. Они преследуют его, и уже были инциденты».
«Какого рода инциденты?» – спрашивает Уотербери.
Экс-министр нахмурился: «Они все преувеличивали! На такого-то и такого-то
«Так же, как лгали о войне против подрывных элементов, – продолжает адмирал. – Мы спасли страну от подрывных элементов, а потом левые двадцать лет делали из нас злодеев, а террористов представляли героями. – И завершает свою диатрибу репризой, которую Уотербери много раз слышал от дискредитированных правых старых времен: – Мы выиграли войну, но проиграли мир».
«Чем занимается Пелегрини?»
Два старика посмотрели друг на друга. «У него целый набор деловых предприятий, – медленно проговорил экс-министр. – Например, он владеет курьерской службой, это, знаете, вроде вашей частной службы в Соединенных Штатах. Еще у него интерес в таможенных складах при авиапортах и морских портах Аргентины, где люди, импортирующие товары, должны держать их до прохождения таможенного контроля. В партнерстве с некоторыми офицерами военно-морского флота, как вот с Хуансито».
«Альдо!»
Альдо хмыкает: «Это же всем известно, Хуан! Об этом уже писали в газетах. – Повернувшись к Уотербери. – Это абсолютно законная сделка. Я председательствовал, когда ее заключали, и я знаю. Это куча контрактов, вот такой высоты, и на каждом из них соответствующие подписи министерства внутренних дел и вооруженных сил. Но нападать на Пелегрини стало модным, особенно в последнее время, когда он пытается договориться с национальной почтовой службой».
Уотербери чувствует, что из угла, где сидит морской офицер, потянуло холодком, и он пытается успокоить адмирала: «Хуан, как все обстоит на самом деле, не имеет для меня значения. Я создаю свою собственную реальность. Мне нужно просто представить себе атмосферу. Звук голоса, как одеты персонажи, вещи такого рода».
Экс-министр подхватывает эту мысль: «Я бы вот что тогда предложил…»
«Нет, Альдо, – прерывает его другой. – Лучше не надо! Ну что он узнает за полчаса? Карло не станет говорить».
«Да не говорить, Хуан. Высказаться. – Он обращается к Уотербери: – Можете пойти, и сами увидите. У него красивый дом в Палермо-Чико, знаете, такой особняк, в старом стиле. Много замечательных вещей. И вообще он исключительно интересный человек. С ним о многом можно поговорить. У него философского склада ум. Читает Борхеса перед сном».
«Альдо! – Адмирал качает головой. – Пелегрини человек с очень большим весом. А если учесть эту историю с „АмиБанком“… Лучше не надо!»
«Слушай, давай поможем парню, – говорит экономист. – Это наш вклад в искусство! Ты позвонишь ему или мне позвонить?»
Адмирал смотрит с неодобрением: «Позвони ты. И постарайся четко объяснить, что он не журналист. – Он смотрит на Уотербери и вновь заговаривает вальяжным языком гостеприимного хозяина: – Роберто, желаю тебе самой большой удачи с твоим романом. Но когда напечатаешь его… – старая лиса пытается разбавить свою просьбу какой-то долей юмора, – пожалуйста, не указывай моего имени в списке тех, кому будешь высказывать благодарность».
Палермо-Чико, как вам, возможно, известно, – это пространство неподалеку от Ретиро, обнесенное чугунной оградой, с особняками посреди просторных зеленых парков. Их построили, когда песо было песо, там такая свежесть, что чувствуешь запах скота и пшеницы, которые породили их. Тут и там высятся особняки граненого камня, этажа в три, но не обычные, а в старом стиле, метров пяти высотой, увенчанные изящной лепкой или фресками привезенных из Франции художников. Среди искусно выполненной черепицы прорезаются овальные окна, безукоризненные сады подчеркивают гордые колоннады у входа. Эти дома всем своим видом предполагают торжественные съезды гостей, и многие из них превращены в посольства. Остальные принадлежат узкому кругу людей, которым по карману содержать их. У Карло Пелегрини там есть дом, на Калье-Кастекс, по совпадению ту же фамилию носит его жена, Тереза Кастекс де Пелегрини.