Семнадцать каменных ангелов
Шрифт:
– Какой там Доминго! Не перекладывай это на Доминго! Ты бил гринго! Ты его терроризировал! Ты выстрелил в него, чтобы все началось!
– Tranquilo, Мигель, – вмешался Качо. – Ты уже получил свою информацию. Тебе нужно уходить, сводить счеты будешь в другом месте.
Рассвирепевший полицейский сжимал кулаки:
– Заткнись, Качо! Ведь он меня подставил!
Карие глаза Качо начали накаляться.
– Вон отсюда!
– Но они меня подставили!
Заступничество Качо не прошло мимо Васкеса, и он опять
– Ara, значит, тебя подставили! – издевательским тоном прошипел Васкес. – Ну и что? Ты такая же мразь, как и все остальные, ты сукин сын!
Фортунато выхватил пистолет и поднял его, у Васкеса лицо исказилось от удивления и страха. Отдаленным уголком сознания комиссар уловил «не-е-е-е-е-ет» Качо, и тут браунинг в его руке выстрелил. Тело Васкеса на стуле дернулось и тяжело осело назад, вокруг сердца расползлось яркое кровавое пятно. Фортунато показалось, что кулак, в котором он сжимал оружие, был далеко-далеко от него, плавал в воздухе независимо от его тела, что это не его рука. Сладковатый дымок пороховых газов заполнил комнату, и он услышал, что Качо продолжает кричать:
– Hijo de puta! Ты сошел с ума? Ты сошел с ума?
Слова растворились в воздухе, когда комиссар увидел, как еще несколько раз дернулся Васкес. Он медленно опустил пистолет и повернулся к Качо. Тот вынул пистолет и держал его обеими руками, направив в висок Фортунато и извергая на него поток ругательств:
– Брось! Брось его!
Двое из банды Качо стояли у двери и также направляли на него оружие. Он медленно, сам ошеломленный происшедшим, опустил пистолет и вложил в кобуру.
Качо не унимался:
– Смотри, что ты наделал, сукин ты сын! Это твое дерьмо! Не мое! Что теперь прикажешь мне делать с ним? Забирай его с собой!
Теперь кровавое пятно на теле Васкеса расползлось уже до пояса и перешло на джинсы. Фортунато посмотрел на Качо и спокойно сказал:
– Васкес убил Уотербери. Он должен был умереть.
Качо пистолет не опускал, но стал успокаиваться, казалось, он никак не мог поверить в то, что произошло на его глазах:
– Est'as loco, hombre! Ты с ума сошел. Chiflado! [102] Тебя стоило бы убить за то, что ты втянул меня в это. – Он кивком указал на дверь. – Вали на хрен и забирай это дерьмо с собой!
102
Безумец, помешанный (исп.).
Труп вытащили во двор и закинули в багажник автомобиля Фортунато. Качо все время не выпускал пистолет из рук, держа комиссара под прицелом. Он не успокоился и тогда, когда тот сел в машину и завел двигатель. Фортунато включил скорость и потом молча посмотрел на бывшего мятежника. На миг раздражение на лице Качо сменилось любопытством.
– Что собираешься делать, Мигель?
Фортунато посмотрел прямо перед собой в ветровое стекло, затем перевел глаза на Качо:
– Содеяно зло. Кто-то должен воздать
Качо молча глядел на него и наконец дружеским голосом промолвил:
– Бедный ты boludo. – Он наклонился к открытому окну машины. – Добро пожаловать в революцию.
Глава тридцать первая
Если говорить по правде, то ад оказался необычайно вдохновляющим. Фортунато ехал по темным душным улицам, а Васкес лежал в багажнике как вещественное доказательство, изъятое для следствия, в котором уже были известны ответы. Он был виновен, виновен во всем – и в каком-то особом отношении невиновен.
Он представил себе Бианко в синем, нет, в белом костюме. Бианко в «Ла Глории» и в его кабинете в центре. Бианко улыбающегося и Бианко с суровым решительным выражением лица. Бианко в 1976 году, избивающего того новорожденного ребенка, чтобы заставить его мать говорить. Бианко – брата-начальника, который поднял его через все звания и ранги.
Звякнул сотовый, и он обхлопал всего себя, пока нашел телефон, который дал ему Шеф.
– Comisario! – с обычной, скрытой иронией приветствовал его Доминго. В трубке слышалась музыка в баре.
Фортунато вспомнил, что они с Доминго должны были этой ночью убрать Васкеса, но бренные останки Кристиана Васкеса ехали в настоящий момент в двух метрах за его спиной. Теперь Доминго скажет, что не смог разыскать объект и что придется убирать его другой ночью. Все прекрасно. Эта ночь никогда не наступит, и проблема сойдет на нет. А Шеф? Сейчас лучше всего разыграть из себя boludo.
– Вы где находитесь? – спросил инспектор Фаусто.
– Я на заправке на Ассесо-Норте, около Ломас-де-Сан-Исидро.
На самом деле он находился на Линьерс, в пятнадцати километрах от Ассесо-Норте.
– Что это вы там делаете?
– Ходил на день рождения к другу. Какой у нас план?
– Я в «Циклоне», недалеко от Линьерс. Васкес ждет меня на улице.
Доминго произнес эти слова так уверенно, что Фортунато чуть было не усомнился, в самом ли деле он двадцать минут назад убил Васкеса. Фортунато почти мгновенно понял, что у Доминго могла быть только одна причина утверждать, будто Васкес с ним.
Неистребимый рефлекс – делать мину доверчивого идиота.
– Очень хорошо. Никто не видел тебя с Васкесом?
– Нет.
Хотя бы об этом hijo de puta говорил правду. Он представил себе жирную, одутловатую морду с рябыми отметинами, рожу ставшего взрослым школьника-хулигана.
– Ну и какой у тебя план?
– Я заплачу ему за Онду, а после того, как дам ему деньги, скажу, чтобы приезжал в заведение в Сан-Хусто. Вы знаете, то, что на углу Конде и Бенито-Переса?
– Около старой фабрики, – уточнил Фортунато.
В свое время это был публичный дом для рабочих этой заводской зоны, но заводы после глобализации позакрывали, и бордель переделали в почасовую гостиницу для тайных любовников. Бюрократ в его душе отметил, что ежемесячно каждое десятое число хозяева за это платили тысячу песо.