Семнадцатилетние
Шрифт:
— Это только кажется, — возразила Светлана. — Потом все вспомнишь.
— А как он говорит! — восхитилась Нина Шарина. — Я будто в театре сидела!
Впечатление от первого урока было такое, что все даже забыли о «дружеском шарже», о стертых шпаргалках и о несостоявшейся нотации. Ничего необычного в этом теперь не видели. Всем казалось, что только так и должен был поступить классный руководитель.
— Ну, девочки, нас можно поздравить! Учитель у нас получше Зиночки! — сказала Катя Иванова.
— Да что ты сравниваешь! Какое может быть сравнение? — налетела на нее Надя Ерофеева.
— Девочки, а ведь он даже переживал, —
— Ну, теперь держитесь! Он нам даст нагрузку, не передохнешь!
— А как он угадал насчет Наташи Ростовой? — спросила Надя.
— Подумаешь, угадал! В каждой школе, наверно, спорят, как мы, — ответила ей Клара Холопова и повернулась к Беловой: — Тебе понравилось, Валя?
Валя Белова сидела на парте, задумчиво глядя в окно. Сейчас Валя восстанавливала в памяти «лекцию» и раскладывала все по полочкам, как она выражалась. Ее блестящая память почти не нуждалась в учебниках, и она держала в голове все, что слышала на уроках. С первых слов учителя, когда он заговорил о литературе, Вале стало стыдно за свою выходку и хотелось как-то загладить вину, но самолюбие и упрямство не позволяли ей восхищаться вместе со всеми, и на повторный вопрос Клары она сердито ответила:
— Ну что такое? Я не понимаю, что вы разахались! Обыкновенный урок... Он, наверное, не первый раз читает. Наизусть выучил!
Светлана вышла в коридор и молча гуляла с Женей под руку.
Настроение у всех было радостное, праздничное, словно они только что получили очень, приятное известие...
И никому не хотелось говорить ни о чем плохом. Ни о пощечине, ни о карикатуре, ни о стертых записях.
За окнами давно темно. Наталья Захаровна собралась идти домой, но задержал завхоз. Пришлось звонить по телефону, договариваться о перевозке угля для кочегарки. Лишь только она повесила трубку, как затрещал звонок.
— Я слушаю!
— Это школа? — раздался мужской голос.
— Да.
— Кто говорит?
— Директор.
— С вами говорит контр-адмирал Косинский. Скажите, пожалуйста, почему задержалась моя дочь?
— Разве она не вернулась? — удивилась Наталья Захаровна, но сейчас же вспомнила, что днем заходила Катя Иванова и о чем-то просила. — У них комсомольское собрание!
— Но уже поздно! Она не предупредила, и мы беспокоимся.
— Сейчас я узнаю...
Наталья Захаровна повесила трубку и нажала кнопку звонка. В канцелярии, никого не было. Пришлось идти самой. Десятиклассниц она встретила на лестнице.
— Здравствуйте, Наталья Захаровна! — раздались голоса.
— Здравствуйте, девочки! Почему так долго?
— Много вопросов накопилось.
— Косинская...
— Я здесь, Наталья Захаровна!
— Позвоните домой, там беспокоятся.
— Хорошо.
Вторая смена занималась в первом и во втором этажах. Директор поднялась на третий этаж, увидела свет в одном из классов и подошла к двери. Две школьницы седьмого класса трудились над стенгазетой.
— Девочки! Пора кончать. Уже поздно.
— Наталья Захаровна, немного осталось... на полчасика!
Она посмотрела на работу, дала несколько советов и вернулась в свой кабинет. Уйти ей опять не удалось. В дверь постучали...
— Да, да... Кто там?
Вошли три десятиклассницы: Катя, Женя и Тамара.
— Вы ко мне?
— Да. Наталья Захаровна, если можно, мы хотели бы с вами поговорить...
—
Женя и Тамара устроились на диване, Катя осталась стоять.
Наталья Захаровна была уже в пальто. Не раздаваясь, она села на свое кресло и, откинувшись на спинку, приготовилась слушать. Она уже имела сведения о том, что произошло в десятом классе за последние два дня. Слышала о пощечине, знала о карикатуре, но по своему почину вмешиваться не хотела, Константин Семенович не нуждался в непрошенной помощи. Предупреждая учителя о том, что он получает трудный класс, она передавала сложившееся мнение. Сама же думала несколько иначе и относилась к ученицам десятого класса благосклонно. И не только потому, что они провели вместе всю блокаду. Наталья Захаровна не любила так называемых «примерных детей». Хотя такие дети и не доставляли много хлопот, но за их примерным поведением иногда скрывалось что-то другое: беспринципность, лицемерие, трусость, мещанское влияние. Она понимала, что если десятый класс и создал себе в школе не особенно лестную славу, то только потому, что не имел хорошего, руководителя.
— Итак, я слушаю.
— Мы задерживаем вас, Наталья Захаровна? — спросила Женя.
— Ну что ж... Немного — ничего. Говори, Катя.
— Наталья Захаровна, дело вот в чем... — начала Катя, опустив глаза. — Константин Семенович поручил нам... Вот нам троим!.. Он считает, что мы актив и можем влиять на девочек. Ему, конечно, трудно. Он только что поступил, никого не знает. Он сказал, что мы должны как-то действовать. А как? Что мы можем? Посудите сами! Ровным счетом ничего. Вы же знаете, какие у нас девочки... Им хоть кол на голове теши!
— У нас ничего не выйдет, — со вздохом произнесла Женя.
— Каши не сваришь! — сердито добавила Тамара.
— Сейчас на собрании я поставила вопрос о дисциплине... Чтобы никаких фокусов! — сообщила Катя.
— А какие у вас там фокусы? — спросила директор.
— На уроках переписываемся, шепчемся, ну, конечно, некоторые подсказывают... Вы сами понимаете... Куда это годится! Кажется, не маленькие.
— Ну, а что вы решили на собрании?
Катя взглянула на подруг, поправила волосы и неуверенно ответила:
— Решить-то мы решили... все, как полагается. Повысить дисциплину, поднять успеваемость. Но ведь это только на бумаге. Сегодня решили, а завтра забыли.
— На словах одно, а на деле другое, — мрачно прибавила Тамара.
— Наталья Захаровна, можно я? — сказала Женя, по привычке подняв руку.
— Говори.
— Мы, конечно, будем вести работу по комсомольской линии, и я, как староста... Мы не отказываемся. Но мы не можем взять на себя такую ответственность. Воспитательная работа — это же... вы сами понимаете что! Девочки все равно не будут нас слушать. А отвечать придется Константину Семеновичу. И вот... мы думали, думали — и ничего не придумали!
— А что говорит Константин Семенович? Он был на собрании? — продолжала спрашивать директор.
Девушки переглянулись. На комсомольских собраниях полагалось присутствовать руководителю класса, но Катя сознательно нарушила это правило и не предупредила Константина Семеновича.
— Нет... Мы хотели сначала сами поговорить по душам, — виновато сказала она. — А то как-то неудобно... Девочки бы стеснялись.
— Наталья Захаровна! — вмешалась Женя. — Он считает нас взрослыми, серьезными, и вдруг — здравствуйте-пожалуйте! Хуже маленьких. Нет, честное слово...