Семнадцатилетние
Шрифт:
Константин Семенович с удивлением взглянул на директора, но возражать не стал.
Из школы Тамара Кравченко зашла к Лиде Вершининой, сделала вместе с ней уроки и домой возвращалась поздно.
Проспект был ярко освещен; навстречу шагали многочисленные пешеходы; по дороге бежали машины, троллейбусы; однако противное, щемящее где-то под сердцем чувство не покидало девушку.
Тамара имела, по ее мнению, крупный недостаток, которого стыдилась и который всячески скрывала даже от близких. Она боялась лестничной темноты.
Чтобы подавить страх, взять
«Какая Лида странная! Сколько лет мы учимся вместе и дружим, а я совсем ее не понимаю. О чем она думает, чего хочет, чем интересуется?»
Тамара считала себя единственной подругой Лиды Вершининой. Их отношения нельзя было назвать особенно задушевными, — такие уж они обе по характеру были независимые, — но все-таки, если Лида и обращалась к кому-нибудь за советом, то только к ней. Лида считала Тамару мужественной, решительной и волевой. У Тамары не было минут сомнений, колебаний, каких-то особых настроений, часто посещавших других девочек. Для нее все в жизни было ясно и определенно. Существовал только один вопрос, которого обе девушки избегали касаться: о мальчиках. Они несколько раз резко поспорили на эту тему и поняли, что никогда не договорятся, а значит, не стоит и говорить об этом.
Тамара видела в мальчиках товарищей, вела себя с ними как равная, не стеснялась, говорила только о делах и совершенно отвергала всякую возможность влюбиться или «что-нибудь в этом роде».
Лида относилась к мальчикам иначе: с точки зрения Тамары, относилась глупо, унизительно, подчеркивая, что она девочка. Правда, Лида была красива, мальчишки «таращили на нее глаза» и сами давали право так относиться к ним. Но если бы Тамара была на месте Лиды, она бы моментально «вправила им мозги на место».
И все же, несмотря на эти разногласия, Тамару постоянно тянуло к Лиде. Ей нравилось, что Лида при всех обстоятельствах держится с достоинством и просто.
Подумав о Лиде, Тамара вспомнила свой сегодняшний разговор с ее отцом.
За ужином выяснилось, что Тамара научилась управлять машиной. Сергей Иванович — отец Лиды — заявил, что он ни за что не сядет в машину, если за рулем женщина.
— Женщина отличается тем, что в критический момент часто теряется, мужчина же в такие минуты умеет реагировать быстро и правильно, — пояснил он. — Представьте, что машина идет на большой скорости и вдруг перед ней вырастает неожиданно какое-нибудь препятствие: столб, выскочившая из-за угла машина, ребенок... Что сделает женщина?
— Что?! — спросила Тамара.
— Девяносто из ста бросят руль, вскрикнут и закроют лицо руками, — уверенно сказал Сергей Иванович.
Конечно, Тамара не могла с этим согласиться и про себя удивилась, как это академик может иметь такие отсталые взгляды на женщин, но спорить не решилась. Сейчас она жалела о том, что не задала ему вопроса о других профессиях, и в частности о журналистике.
Тамара считала себя наблюдательной, находила в себе нужные качества для будущего журналиста, но отчетливо сознавала, что профессия эта требует всестороннего развития, большой наблюдательности и огромных знаний.
Задумавшись, она чуть не налетела на какого-то офицера и сейчас же отметила: «Рассеянность. Надо обратить на это внимание и заняться воспитанием внимания. Внимание — вниманию!»
Вот и дом. Жила она на пятом этаже.
— Черт возьми! Опять не
Тамара нащупала перила; и ноги сами понесли ее наверх. Под сердцем щемило все сильней, и казалось, что сзади кто-то, тяжело дыша, нагоняет ее. Четвертый этаж девушка миновала бегом. Вот, наконец, и дверь. Сколько раз она бегала по этой лестнице в темноте и каждый раз думала, что умрет от разрыва сердца.
«Нет! Это никуда не годится. Ну чего я боюсь? Никого нет! Какая же из меня журналистка выйдет? Смешно! Неужели у меня не хватит воли перебороть этот страх? Нужно воспитывать волю».
Приняв твердое решение немедленно заняться воспитанием воли, Тамара начала медленно спускаться вниз. По спине бегали мурашки, но она знала, что не позволит себе вернуться... И даже не оглянется, что бы ни случилось. Это помогло. Щемить под сердцем стало меньше.
Спустившись вниз, она вышла на улицу, вздохнула и, собравшись с духом, так же медленно начала подниматься обратно на пятый этаж. Это было очень трудно — удержать ноги. Тамару облепила лохматая темнота, и девушке казалось, что она может пощупать ее — стоит только протянуть руки. Руки она не протягивала, но шагала без остановки.
Вот, наконец, и пятый этаж. Вот и ручка звонка. «Теперь каждый день буду подниматься как можно медленней. Закалю волю, как сталь!» — твердо решила девушка.
Тамара застала отца за столом. Он недавно вернулся из бани и сейчас в расстегнутой нижней рубашке пил чай. Мать была уже в постели.
Отец у Тамары был, по ее выражению, «существо особое». Особенность его заключалась в том, что никогда невозможно было установить, шутит он или говорит серьезно. Выражение лица серьезное, а глаза смеются. Вот и разберись! Любил он придираться к неточным ответам дочери, делая вид, что не понял, переспрашивал по нескольку раз об одном и том же, преувеличенно удивлялся, преувеличенно сомневался и даже преувеличенно соглашался. Одним словом, он любил подзадоривать и без того горячую натуру дочери и любовался, как она «кипит». Сам же он был добродушнейшим человеком, и Тамара не знала случая, когда бы он вышел из себя или на кого-нибудь сердито прикрикнул. Работал отец на металлургическом заводе с юных лет, и она знала, что там гордятся таким мастером.
— Папа, который стакан? — весело спросила Тамара.
— Не считал. Без арифмометра в таком деле не обойтись... А где это ты загуляла?
— У академика была в гостях. Уроки делали.
— С академиком?
— С Лидой.
— О-о! Наливай себе чашечку, предложил отец.
— Не хочу. Послушай, папа. Был у нас сейчас занятный разговор. Представь себе за рулем женщину...
— Шофера?
— Да. Машина идет полным ходом, и вдруг сбоку другая машина... Что сделает женщина?
— Что сделает? Затормозит или свернет.
— А если машина выскочит близко?
— Ну, тогда расшибутся
— Руль бросит?
— Не знаю...
— Сергей Иванович говорит, что женщина в критический момент растеряется, бросит руль и закроет лицо руками. Верно это?
— А кто такой Сергей Иванович?
— Вершинин, академик.
— Ну, значит, так и есть. Академику видней...
— Да что ты говоришь, папа! Женщина бросит, а мужчина нет?
— Может и так.
— А какая между ними разница?
— Откуда я знаю, в чем разница. Если академик говорит, — значит, у него научная база подведена!