Семья Буториных
Шрифт:
Ястребов(после паузы, покашливая). Как же с Ильею? Крестник он мой: рекомендую.
Ефимушкин. Посмотрим. Мне ведь он тоже не чужой.
Ястребов. Что ж, пока.
Ефимушкин. Пока.
Ястребов(идет к выходу, но останавливается). А с бригадирства снимать — ни-ни! (Уходит.)
Ефимушкин, сумрачно улыбаясь, смотрит вслед Ястребову. Пауза. Звонок телефона.
Ефимушкин(по
Вера. Сколько ему?
Ефимушкин. Почти два года. Требует абу. На его языке «абу» — это яблоки, мандарины, виноград и все прочие фрукты.
Вера. Маловато сюда фруктов возят.
Ефимушкин. Ничего, скоро мы свои сады разведем. Персики будут расти.
Вера. Возможная вещь. (Пауза.) Между прочим, как легко мы верим в мечту. Почему это, а?
Ефимушкин. Привыкли мы видеть, как самые высокие наши мечты явью становятся.
Вера. А знаете, Александр Егорович, не всегда… Конечно, большие мечты, когда весь народ мечтает, эти — да, сбываются. Но вот маленькие, личные… Вот я, например, в институте мечтала… Забраться бы далеко-далеко, в тундру куда-нибудь, и открыть месторождение угля, железа или каких-то редких металлов. Богатую залежь! Такую, чтоб новый Донбасс возник бы, или новое Криворожье.
Ефимушкин. Дельная мечта… и совсем не маленькая.
Вера. А вот не сбывается. Стала я, как видите, геологом-эксплоатационником. Вместо походной палатки — квартира с электричеством и ванной. И пища, которую я каждый день готовлю, не пахнет дымом костра…
Ефимушкин(с улыбкой). А главное — новый Донбасс откроет кто-то другой.
Вера. Да, кто-то другой. Конечно, этому другому я желаю удачи, но вы же понимаете… (Пауза.) Выучилась, время идет, а что я для Родины сделала? Почему, вы думаете, я так настаиваю на своем проекте? Если хотите, это моя не сбывшаяся тундра, это мой новый Донбасс. Пусть маленький, даже
Ефимушкин. Да, все мы — первооткрыватели и первопроходчики… Вот и Илья такой же. (Вера хмурится.) Разве вам это не кажется?
Вера. Казалось.
Ефимушкин. А сейчас?
Вера. Если он первопроходчик, он не должен терять голову. И подводить товарищей. (С обидой.) Он ведь знал, что я запретила работу в обводненном забое. Почему же бурил? Мне не поверил… Какой из девчонки геолог!
Ефимушкин. А вы, я вижу, всерьез расстроились. Даже в тундру собрались перекочевать.
Вера(удивленно). Откуда вы знаете?
Ефимушкин. Земля слухами полнится. А ведь правда, собираетесь уходить?
Вера. Да. Пойду в какую-нибудь поисковую партию. В тундру или тайгу, поближе к моему Донбассу.
Ефимушкин. А здешний квершлаг?
Вера. Об этом, Александр Егорыч, вам лучше знать.
Ефимушкин(твердо). И я знаю.
Вера. Что?
Ефимушкин. Проходку вашу мы начнем весной. Мы начнем ее в апреле-мае, когда создадим необходимые условия. А рычаг, которым к весне мы перевернем все — это буровой агрегат. Как говорил здесь один проходчик, без такой машины мы не останемся. Сама жизнь требует. Так, что ваш новый Донбасс, правда не в тундре, создается не только вами. (С улыбкой.) И если вы настоящий первооткрыватель, вы не должны терять голову и… подводить товарищей.
Вера. Товарищи подводят.
Ефимушкин. Мелкая обида. Надо быть выше. (Задушевно, неожиданно перейдя на «ты».) Ты же комсомолка, Верочка. А обижаешься, как обычная Вера Ивановна. (Пауза.) Ты же любишь его? (Вера смущенная молчит.) Любишь, несмотря ни на что. Так помоги же ему! Стань выше — и поддержи его. Вместе с тобою он открывает и новый Донбасс, и новое Криворожье.
Звонит телефон.
Ефимушкин(слушает). Да… Что у тебя такое срочное? Хорошо. (Опускает трубку.)
Входит Илья. За шесть дней, прошедших после аварии на шахте, он осунулся, побледнел. Небритый и как-будто на несколько лет постаревший, смотрит мрачновато, изподлобья.
Ефимушкин. О, не ждали… Солдат уж на ногах.
Илья. Нет, еще в медсанбате. В строй не пускают. (Здоровается с Верой и Ефимушкиным и по молчаливому приглашению последнего садится.) А мне все расчеты надо в мастерских да в забое вместе с Никоновым проверять.