Семья Эглетьер
Шрифт:
Они поднялись в номер. На столе стоял еще не распакованный чемодан. Мадлен села на край кровати. Франсуаза — в кресло напротив нее. Они обменялись долгим взглядом, потом Франсуаза заговорила будто надтреснутым голосом:
— Что с нами всеми будет, Маду? Я боюсь! Я боюсь себя, ее, Жан-Марка, папы! Ты не представляешь, каким страшным стал для меня наш дом! Эта женщина… Она настоящий дьявол!.. Кокетничает с отцом… ласкается к нему… При мне, при мне, которая все знает!.. Как она смеет!
Мадлен решила нарочно
— Ты принимаешь все слишком близко к сердцу, дорогая.
— Но если бы ты видела их, как я!..
— Не станешь же ты уверять, что минутная слабость…
— Ты называешь это минутной слабостью? Ты просто ничего не понимаешь, Маду! Они… любовники!..
— Откуда ты знаешь?
— Стоит посмотреть на Кароль! Она встречается с Жан-Марком каждый день, а вечерами приходит домой сияющая. И папа отпускает ей комплименты!.. Словом, ужасно!.. Это должно кончиться!.. Ты должна поговорить с Жан-Марком…
— Я уже говорила с ним, — спокойно сказала Мадлен.
— Когда?
— Только что.
Франсуаза придвинулась к ней, все ее тело напряглось.
— И что он сказал?
— Мы долго говорили. Я пришла к убеждению, что серьезного чувства между ним и Кароль нет. Он сделал глупость и, не признаваясь в этом, уже жалеет о ней. И переехал он, чтобы быть от нее подальше.
— Он тебе так сказал? — вскричала Франсуаза. — Но он врет! Он врет! Она научила его лгать! Она сделала из него чудовище!..
Франсуаза закрыла лицо руками. Усадив девушку рядом с собой, Мадлен нежно, как мать, обняла ее за плечи.
— Ты повсюду видишь чудовищ! И рассуждаешь как маленькая девочка. Я уверена, эта глупая история скоро кончится. Кому из нас не случалось терять голову?
— Но всему есть предел! Будь ты на месте Кароль, ты бы никогда ничего подобного себе на позволила!
— Нет, конечно… И все же, кто может за себя поручиться? Иногда могучие инстинкты, глубоко скрытые в нас, о которых мы и не догадываемся, вдруг прорываются наружу.
— Но ведь мы все-таки не животные!
— Внешне как будто нет. Но кто знает, что таится внутри нас?.. Теперь главное, дружок, чтобы все вошло в обычную колею прежде, чем отец что-нибудь заметит. И тебе надо — хотя, откровенно говоря, это и не слишком приятно — поддерживать в доме дружелюбную, спокойную атмосферу. Я же берусь образумить Жан-Марка. Если мы будем действовать вместе, мы добьемся успеха.
Франсуаза постепенно успокоилась, дыхание ее стало ровнее. Она высморкалась и еще теснее приникла к Мадлен.
— Я так рада, что ты приехала. Мне было трудно бороться одной! Господи, хоть бы Патрик ничего не узнал…
— Откуда же?
— Не знаю… Но если это случится, он придет в ужас и с отвращением отшатнется от нас, как от зачумленных…
Обе помолчали. Мадлен курила. Франсуаза задумчиво смотрела в окно.
— Знаешь, Маду, с прошлого твоего приезда у меня были и радости и огорчения… В голове все перепуталось, и я еще не могу разобраться… У меня такое чувство, будто раньше время едва плелось, а теперь несется во весь опор… Мне приходится много работать. Я непременно хочу сдать экзамен по русскому языку и уговорила Мирей Борделе брать вместе со мной частные уроки у Козлова. Мы платим ему пополам, занимаемся у нас по вторникам и пятницам. Папа очень доволен. За один час мы узнаем больше, чем за неделю занятий в институте! Козлов такой образованный, так тонко все понимает! И кажется, мы становимся друзьями.
— Вот как?
Не показывая своего удивления, Мадлен улыбнулась с выражением живого интереса.
— Позавчера после занятий мы с ним зашли посидеть в кафе «Два Маго». Мы очень увлеклись разговором, и вдруг на меня что-то нашло — я обо всем ему рассказала!
— О чем?
— Насчет Жан-Марка и Кароль.
— Не может быть! — прошептала ошеломленная Мадлен.
— Да, все рассказала.
Мадлен тоже усомнилась, Франсуаза ли перед ней. Или целый год пролетел за одну минуту?
— И знаешь, он реагировал в точности как ты, — продолжала Франсуаза.
— Ну, вот видишь!..
— Я рассказала ему и о Патрике… Это нехорошо?
— Нет, отчего же?
Справившись с изумлением, Мадлен удовлетворенно отметила, что Франсуаза уже как будто забыла о своих страхах. Молодежь наделена поразительной способностью выбираться из тьмы отчаяния. Ее жизнелюбие всегда побеждает, подобно пламени, прорывающемуся сквозь клубы черного дыма. Гладя племянницу по волосам, Мадлен сказала:
— Ты молодец, что изменила прическу и перестала презирать косметику! Глаза у тебя стали еще красивее. Ты удивительно похорошела, Франсуаза! Это Патрик тебе посоветовал?
— Ну что ты!
— А что он сказал?
— Он даже не заметил! Он ничего не видит или не хочет видеть! Он только и думает о занятиях, карьере да еще сколько он будет зарабатывать и сколько сможет откладывать ежемесячно. Это не человек, а бюро профессиональной ориентации!
Франсуаза задумалась, нахмурив брови, и добавила тихо:
— Как странно, Маду: мне с ним стало скучно! Он, может быть, и умен, но не слишком тонок…
Мадлен обрадовалась. Ее уже давно подмывало открыть Франсуазе глаза на безнадежную серость Патрика. Еще несколько мгновений, и от бедного малого ничего не останется.
— Как это печально! — продолжала Франсуаза. — А ведь я не сомневалась, что мы с Патриком созданы друг для друга. Теперь я уже не уверена, стоит ли мне выходить за него замуж!
— Если не уверена, значит, не стоит.
— А как же обещание, которое я дала?