Семья Мускат
Шрифт:
— Нет, этого не может быть.
— Очень даже может, моя дорогая. И скоро вы сами в этом убедитесь.
В двери появилась голова Шифры. «Обед готов», — объявила она.
Нюня тут же сорвался с места. Остальные последовали за ним. В столовой, на огромном обеденном столе с тяжелыми резными ногами были расставлены тарелки, разложены ножи, вилки и ложки; от времени и употребления столовое серебро потемнело и истерлось. У дверей стоял столик с кувшином, медным ковшиком и оловянным тазом. Мужчины помыли руки первыми. Даша взяла кипу и водрузила ее Абраму на голову. Тот неторопливо вытер руки льняным полотенцем и громко прочел положенную молитву. Аса-Гешл так нервничал, что замочил рукава. Роза-Фруметл тщательно завернула кружевные манжеты и вылила два ковша воды на свои костлявые
— Пожалуйста. Сначала вы, — сказала она.
— Как бы кружева не замочить. — И Аделе отогнула расшитые кружевом манжеты и полила воду на пальцы с ухоженными ногтями. Адаса сделала то же самое. Аса-Гешл заметил, что пальцы у нее в чернилах. Нюня занял место в кожаном кресле во главе стола и принялся резать белый хлеб. Потом пробормотал молитву и стал раскладывать по тарелкам отрезанные куски. В середине стола на подносе лежали буханка с изюмом и белые булочки. Шифра внесла закуски: паштет и требуху. Абрам посмотрел на Адасу и едва заметно подмигнул ей. Девушка встала, вышла из комнаты и вернулась с графином коньяка. Даша отругала ее.
— Ты ему этим только вредишь, — сказала она. — Кончится очередным визитом к врачу.
— Твое здоровье, Нюня! Ваше, молодой человек! Ваше здоровье, юные дамы! Надеюсь выпить на вашей свадьбе! — крикнул Абрам.
— Здоровья и мира! Аминь! — благоговейно пробормотала Роза-Фруметл.
Мужчины заняли свои места первыми. По одну сторону стола сидели Абрам, Адаса и Даша; по другую — Аса-Гешл, Роза-Фруметл и Аделе. Перед глазами Асы-Гешла все плыло: и горка, и фарфоровый сервиз, и картины на стенах, и лица гостей. Ему казалось, что он оглох. Нож и вилка дрожали у него в руках и громко стучали по тарелке. Он не знал даже, что делать с лежавшим перед ним хлебом — то ли откусить от него, то ли отломить. Он подцепил было вилкой лежавший на тарелке соленый огурец, но тот вдруг исчез, а мгновением позже выпал у него из рукава. Когда же служанка поставила перед ним на стол дымящуюся тарелку с супом, он и вовсе перестал что-либо видеть.
— Эй, молодой человек, — услышал он, словно откуда-то издалека, голос Абрама, — рюмочку примете?
Аса-Гешл хотел было сказать «нет», но губы его сказали «да». Женщины о чем-то оживленно разговаривали. Перед ним возник стакан какой-то красноватой жидкости. Он прошептал: «Ваше здоровье» — и одним махом осушил рюмку. Абрам расхохотался.
— Так держать, мой мальчик! — гаркнул он. — Ты, я вижу, не пропадешь!
— Закусите чем-нибудь, — посоветовала юноше Даша. — Эй, кто-нибудь, передайте ему печенье.
Адаса вновь встала из-за стола и вернулась с миндальным печеньем. Тем временем Аса-Гешл впопыхах схватил кусок хлеба и заел им выпитое. В глазах у него стояли слезы, он размазывал их пальцами по щекам.
— Не надо было давать ему пить, — с укором проговорила Роза-Фруметл. — Нежная натура.
— У Абрама на все свои идеи, — проворчала Даша.
— Скажите, молодой человек, — вступил в разговор Нюня, — что вы собираетесь делать в Варшаве?
Вопрос, как и все, что говорил Нюня, задан был совершенно неожиданно. Все замолчали. Аса-Гешл начал отвечать — сначала совсем тихим голосом, так, что его почти не было слышно, потом громче. Рассказал про Малый Тересполь, про деда, про мать и сестру, про своего невесть куда девшегося отца и про часовщика Иекусиэля. Аса-Гешл был бледен, уши горели. Он то и дело переводил испуганный взгляд с Даши на Адасу и обратно. Говорил он невнятно, путая слова и сбиваясь. Адаса покраснела. Даша озадаченно за ним следила. Роза-Фруметл, сама не понимая почему, почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы.
— Птенец, выпавший из гнезда, — пробормотала она. — Ах, бедная мать!
Роза-Фруметл поднесла к лицу батистовый платок и высморкалась. Она испытала странное чувство, как будто этот юноша ее собственная плоть и кровь.
После обеда все перешли в гостиную. Абрам закурил сигару; Нюня ерзал на стуле, вертя головой и что-то
И для Даши послеобеденный час тоже был самой спокойной частью дня — особенно когда у них бывал Абрам. В это время она забывала про все свои хвори: головные боли, ревматизм, прострелы в боку, ломоту в суставах. Нюня отправлялся вздремнуть в кабинет, Адаса уходила к себе, служанка шла к соседке. Даша накидывала на плечи шелковую шаль с вышитыми на ней двумя павлинами, ноги ставила на подушечку и прикрывала глаза. От печки с позолоченными карнизами веяло теплом. Пробивавшееся сквозь занавески полуденное солнце отражалось в печных изразцах всеми цветами радуги. Двойные окна и проложенные ватой щели заглушали уличный шум. Абрам садился рядом с Дашей, выпуская изо рта колечки сигарного дыма и перебирая пальцами золотую цепочку на жилете. В такие минуты Даша в полудреме слушала сплетни про своего свекра, своих зятьев, их жен и детей, про всю родню — десятки семей, с которыми ее связала судьба. Хотя она и была чистой, добронравной женщиной, примерной дочерью в богобоязненной семье, Абрам без малейшего стеснения рассказывал ей про все свои романы, прегрешения и проделки. Даша содрогалась, выражала на лице живейшее отвращение, брезгливо куталась в шелковую шаль. Порой она широко раскрывала свои печальные черные глаза и поедала ими Абрама.
— Фе, Абрам, это уж слишком! Не буду больше тебя слушать.
Когда же Абрам замолкал, она бормотала:
— Ладно, Бог с тобой, продолжай. В геенну огненную ты все равно отправишься один, без меня.
Но сегодня стулья в гостиной сдвинули, чтобы можно было посидеть и поговорить. Служанка подала чай, пирожные и варенье. Аделе листала альбом с золотым обрезом. Роза-Фруметл тихим, проникновенным голосом рассказывала Даше про пивоварню неподалеку от Брод, которой владел ее покойный супруг реб Довид Ландау, про восемьдесят акров земли, засаженной хмелем, про крестьян и слуг, а также про знаменитых раввинов, которые приходили к ним в гости. Абрам сел на софу рядом с Асой-Гешлом и подозвал Адасу:
— Пойди сюда, моя девочка. Не стесняйся. Если что, я тебя в обиду не дам.
Адаса подошла и присела на краешек софы. Она взглянула на Асу-Гешла и опустила глаза.
— Может, дашь этому молодому человеку несколько уроков? Сделаешь доброе дело — заработаешь место в раю.
Адаса вопросительно посмотрела на Асу-Гешла.
— Даже не знаю, чему я могу научить, — робко произнесла она.
— Его — многому, — обнадежил ее Абрам.
— Может, моя Аделе вам поможет, — вмешалась в разговор Роза-Фруметл. Она разговаривала с Дашей, но не пропускала ни слова из сказанного другими.
— Мама, ты же знаешь, я уезжаю из Варшавы, — поспешила сказать Аделе.
— Это ведь произойдет не так скоро, дорогая. Еще много воды утечет.
— Гораздо скорее, чем ты думаешь.
— Как грустно, что юная дама нас покидает, — заметил Абрам.
— Что ж тут грустного? Здесь без меня никто скучать не будет.
— Как знать. Бывает же любовь с первого взгляда.
— Абрам! Опять ты за свое! — возмутилась Даша. — По-моему, ты забываешь, что уже не молод. У тебя у самого дочери на выданье.