Семья Рэдли
Шрифт:
Питер старается сделать вид, будто он в курсе, и вежливо пропускает скутер.
— Да, конечно. Жду вас.
— Счастливо!
— Да, до встречи.
Когда Питер, держась в тени забора, подходит к клинике, он замечает, что к нему медленно приближается мусорный грузовик. Мигает поворотник — машина собирается свернуть на Орчард-лейн.
Невзначай он бросает взгляд на троих мужчин, сидящих в кабине. Один из них, тот, что у окна, в упор смотрит на него, так что Питер улыбается ему, как принято в Бишопторпе. Но в глазах этого человека, которого
Сделав еще несколько шагов, Питер останавливается и оборачивается. Грузовик сворачивает на Орчард-лейн, а мужчина все еще смотрит на Питера так, будто знает, кто он такой на самом деле. Питер слегка встряхивается, как кошка, на которую попала вода, и идет по узкой дорожке к клинике.
Сквозь стеклянную дверь он видит Элейн, она раскладывает карточки пациентов. Питер толкает дверь, и начинается очередная бессмысленная пятница.
День видит смерть и агонию
Усталость накатывает на Роуэна волнами дурмана, и как раз сейчас его накрыла очередная волна. Ночью он проспал около двух часов. Результат выше среднего. Вот бы ему сейчас такой же прилив бодрости, какой он неизменно испытывает в три часа ночи. Но веки становятся все тяжелее и тяжелее, и он представляет себя на месте сестры: будто бы он разговаривает с Евой легко и непринужденно, как обычный человек.
Но сзади доносится шепот:
— Утро доброе, тупило.
Роуэн молчит. Теперь он точно не заснет. Все равно спать в автобусе слишком рискованно. Он трет глаза, достает Байрона и пытается сосредоточиться на книге. Хоть на какой-нибудь строчке. Он открывает «Лару» на середине.
День видит смерть и агонию.
Он перечитывает строку снова и снова, стараясь отрешиться от всего остального. Но тут автобус останавливается и входит Харпер — второй в списке людей, которых Роуэн боится больше всех. Вообще-то он СтюартХарпер, но имя отпало еще в десятом классе, где-то на поле для регби.
День видит смерть и агонию. [1]
Громила Харпер идет по проходу, Роуэн слышит, как он садится рядом с Тоби. В какой-то момент Роуэн ощущает ритмичный стук по голове. Еще несколько ударов, и до него доходит, что это теннисная ракетка Тоби.
1
Перевод Г. Шенгели.
— Эй, тупило. Как твоя сыпь?
— Тупило! — ржет Харпер.
К облегчению Роуэна, Клара с Евой пока не оглядываются.
Тоби дышит ему в затылок.
— Слышь, упырь, чего читаешь? Эй, дрозд… Чего читаешь?
Роуэн садится вполоборота.
— Меня зовут Роуэн, — говорит он. Или полуговорит. «Меня зовут» выходит сдавленным шепотом.
— Гаденыш, — отвечает Харпер.
Роуэн снова утыкается в книгу. Пытается сконцентрироваться на той же строчке.
День видит смерть и агонию…
Но Тоби не отстает:
— Чего читаешь? Дрозд. Я тебе вопрос задал. Чего читаешь?
Роуэн неохотно поднимает книгу, и Тоби выхватывает ее.
— Педик.
Роуэн поворачивается:
— Отдай. Пожалуйста. Прошу… просто верни мне книгу.
Тоби пихает Харпера, тот встает и открывает узкое окно сверху.
— Давай, Харпер. Давай.
Роуэн не успевает разглядеть, как книга перекочевала из рук в руки, но как-то это произошло, и он видит, как она летит подстреленной птицей на дорогу. В один миг он теряет Чайльд-Гарольда, Манфреда и Дон Жуана.
Он оборачивается. Ему хотелось бы дать им отпор, но он устал, у него нет сил. К тому же Ева еще не заметила его унижения, и он не хочет делать ничего такого, что могло бы привлечь ее внимание.
— Ой, дорогой дрозд, мне очень жаль, но твоя книга с пидорскими стишками, кажется, куда-то подевалась, — говорит Тоби жеманным голоском.
Все сидящие рядом трусливо хихикают. Клара удивленно оборачивается. Ева тоже. Они видят, что народ смеется, но причины не понимают.
Роуэн закрывает глаза. Ему хочется оказаться в 1812 году, в темном и уединенном экипаже, запряженном лошадьми, и чтобы рядом сидела Ева в шляпке.
Не смотри на меня. Ева, прошу тебя, не смотри на меня.
Роуэн открывает глаза и видит, что его желание исполнено. Ну, наполовину. Он все еще в двадцать первом веке, но Ева болтает с его сестрой, уже забыв о происшествии. Он видит, как Клара вцепилась в ручку сиденья перед ней. Ей, очевидно, плохо, и мальчик надеется, что ее не стошнит в автобусе, потому что хоть ему и самому неприятно быть объектом внимания Тоби с Харпером, он готов потерпеть, лишь бы они не переключились на сестренку. Но они улавливают его страх, как некий невидимый сигнал, и начинают обсуждать девчонок:
— Ева сегодня моя, Харп. Я ее разведу, брат, зуб даю.
— Да ну?
— Не дрейфь. Ты свое тоже получишь. Сестрица нашего педрилы от тебя без ума. Вон аж блевать ее тянет.
— Чего?
— Да стопудово.
— Клара?
— А что, ей загореть чуток, очки снять — так можно и пощупать.
— Слушай, — шепчет Тоби Роуэну. — У нас тут вопрос. Харперу нравится твоя сестра. Повтори-ка, сколько она берет за ночь? Десятку? Меньше?
Роуэн чувствует, как внутри закипает гнев.
Он хочет ответить, но не может. Он снова закрывает глаза, и внезапное видение ужасает его. Тоби и Харпер сидят на своих местах, но красные, с напрочь ободранной кожей — как на рисунке в учебнике анатомии, где показано строение мускулов, — и торчащими пучками волос на головах. Картинка мелькнула и погасла. И Роуэн не заступается за сестру. Он сидит и давится ненавистью к самому себе, гадая, что бы сделал на его месте лорд Байрон.