Семья Тибо, том 1
Шрифт:
— Совсем запамятовал! — произнес он, уже добравшись до выхода. Магазины-то сейчас закрыты. Не найдется ли у вас на размен мелких денег?
— На сколько?
— На тысячу франков.
— Н-да, — протянул Антуан, выдвигая ящик.
— Не люблю я держать при себе крупные купюры, — объяснил г-н Шаль. — Да и вы как раз тут мне порассказали о денежных пропажах… Дайте мне, пожалуйста, десять билетов по сто франков или же двадцать по пятидесяти. Чем объемистее получится пачка, тем меньше опасности. В некоторых отношениях.
— Да у меня только две кредитки по пятьсот франков, — произнес Антуан, собираясь задвинуть ящик.
— Ну что ж, пусть так, — сказал г-н Шаль, приближаясь. — Все-таки это совсем другое дело.
Он протянул Антуану банковый билет, вынув его из внутреннего кармана пиджака, и уж собрался припрятать два других, как вдруг задребезжал звонок, так пронзительно, что они оба вздрогнули, и г-н Шаль, еще не успевший спрятать деньги, пробормотал: "Повремените, повремените…"
Но лицо его исказилось, когда он узнал голос консьержа из своего дома, который бил в дверь кулаком и кричал:
— Не здесь ли господин Шаль?
Антуан бросился открывать дверь.
— Он здесь? — крикнул, задыхаясь, консьерж. — Скорее! Беда. Девочку раздавило.
Господин Шаль услышал. Он покачнулся. Антуан едва успел подхватить его, положил прямо на пол и стал обмахивать ему лицо мокрым полотенцем. Несчастный старик открыл глаза и попытался встать.
— О, господин Жюль, — говорил консьерж, — поторопитесь же, поедем, нас фиакр ждет.
— Умерла? — спросил Антуан, даже не подумав о том, какое отношение к г-ну Шалю имеет девочка.
— Долго не протянет, ясно, — буркнул привратник.
Антуан взял с этажерки походную сумку, которую на всякий случай всегда держал наготове; вдруг он вспомнил, что пузырек с йодом отдал Жаку, и бросился в комнату брата, крикнув консьержу: "Отведите его в фиакр! И подождите меня! Я еду с вами!"
Когда фиакр остановился у дома, в котором жил г-н Шаль, близ Тюильри, на Алжирской улице, Антуан все еще не мог уяснить, как все случилось, до того сбивчивы были объяснения консьержа. Дело шло о девочке, которая каждый день ходила встречать г-на Шаля. Может быть, она хотела перейти улицу Риволи, потому что г-н Жюль все не шел? Трехколесный велосипед поставщика продуктов сбил ее с ног и переехал ее тельце. Подбежала продавщица газет, по косичкам узнала девочку и указала на дом, где она живет. Она была без сознания — так ее и внесли в квартиру.
Господин Шаль скрючился в глубине фиакра — он не плакал, но при всякой новой подробности из горла у него вырывалось судорожное всхлипывание, и он все пытался заглушить его, зажимая рот кулаком.
У подъезда еще толпились зеваки. Все расступились перед г-ном Шалем, спутникам пришлось вести его под руки по лестнице до верхнего этажа. В конце коридора, по которому, шатаясь, пошел г-н Шаль, зияла открытая дверь. Консьерж, пропустив Антуана вперед, схватил его за руку:
— Жена у меня не дура, привела молоденького доктора, который обедает в ресторации рядом с нами. Хорошо, что застала его там.
Антуан одобрительно кивнул головой и пошел вслед за г-ном Шалем. Они миновали помещение, напоминавшее гардеробную, где пахло затхлостью, как в сыром чулане, затем прошли через две низких квадратных и почти темных комнаты, выстланных кафельными плитками, — тут стояла немыслимая духота, хотя все окна были раскрыты настежь; во второй комнате Антуан обогнул круглый стол: четыре прибора расставлены были на почерневшей клеенке. Г-н Шаль отворил дверь, вошел в следующую комнату, где горел свет, и сразу весь как-то сник, стал бормотать:
— Дедетта… Дедетта…
— Жюль! — осек его кто-то визгливым и властным голосом.
Сначала в глаза Антуану бросилась только лампа, — ее обеими руками держала женщина в розовом пеньюаре, — копна ее рыжих волос, лоб и шея отливали глянцем на свету; чуть погодя он различил кровать, освещенную лампой, которую держала женщина, склоненные человеческие фигуры. Сумеречный свет, еще проникавший из окна, тускнел, касаясь ореола, сияющего вокруг лампы, комната утопала в полумраке, и все в ней казалось нереальным. Антуан помог г-ну Шалю сесть и приблизился к кровати. Какой-то молодой человек в пенсне, даже не сняв шляпы, низко наклонился над девочкой и разрезал ножницами окровавленную одежду; девочка лежала, запрокинув голову на валик, и ее лицо еле виднелось под разметавшимися волосами. Врачу помогала немолодая женщина, стоявшая на коленях.
— Жива? — спросил Антуан.
Врач обернулся, заметил его, отер лоб и, запнувшись, нерешительно ответил:
— Да…
— Господин Шаль был у меня, когда за ним приехали, — объяснил Антуан, я захватил все, что необходимо для оказания первой помощи. Доктор Тибо, добавил он вполголоса, — главный врач Педиатрической клиники.
Врач выпрямился и хотел уступить ему место.
— Продолжайте, продолжайте, — остановил его Антуан, отступая на шаг. Пульс?
— Почти не прощупывается, — ответил врач, поспешно принимаясь за дело.
Антуан посмотрел на молодую рыжеволосую женщину и, встретив ее тревожный взгляд, произнес:
— Сударыня, следовало бы позвонить на пост Скорой помощи и безотлагательно перевести вашего ребенка ко мне в больницу.
— Ни за что! — раздался чей-то резкий голос.
И только тут Антуан заметил, что у изголовья кровати стоит женщина преклонных лет, вероятно, бабушка и, смотрит на него зорко, по-крестьянски, своими водянистыми глазами: крючковатый нос, черты лица, говорящие о своеволии, словно всплыли из океана застывшего жира, последние волны которого складками залегли на шее.
— Вот что, хоть мы вроде бы и бедняки, — продолжала она с ханжеским смирением в голосе, — да умирать-то все же хотим у себя в постели. Дедетту в больницу не отдадим.
— Но отчего же, сударыня? — допытывался Антуан.
Она вытянула шею, выставила вперед подбородок и словно отрубила унылым и в то же время непреклонным тоном:
— Уж такова наша воля!
Антуан поискал глазами молодую женщину, — она отгоняла мух, назойливо облеплявших ее лицо, озаренное светом, и своего мнения не высказывала. Тогда он решил призвать на помощь г-на Шаля. Бедняга сполз со стула, на который Антуан перед тем усадил его, и, стоя на коленях, сжимал руками голову, только бы ничего не слышать, ничего не видеть. Старуха следила за каждым жестом Антуана, тотчас же отгадала его намерение и сказала, опередив его: