Семья Тибо (Том 3)
Шрифт:
– Военного?
– Ничего не поделаешь: все государства, естественно, думают о возможной мобилизации и на всякий случай готовятся к этому... В Бельгии уже сегодня состоялось под председательством де Броквиля 8 чрезвычайное совещание, очень похожее на превентивный военный совет: предполагается перевести из запаса на действительную службу резервистов трех возрастов, чтобы иметь под ружьем на сто тысяч человек больше... У нас то же самое: сегодня утром на Кэ-д'Орсе было заседание кабинета министров, где пришлось из осторожности обсудить вопрос о подготовке к войне. В Тулоне, в Бресте корабли сосредоточиваются в портах. В Марокко послано телеграфное распоряжение незамедлительно погрузить на суда пятьдесят батальонов чернокожих войск для отправки во Францию. И так далее... Все правительства одновременно вступают на этот путь, и, таким образом, мало-помалу положение ухудшается само собой. Ибо в генеральном штабе нет ни одного специалиста, который не знал бы, что раз уж приведен в действие дьявольский механизм, именующийся всеобщей мобилизацией, то просто физически невозможно замедлить подготовку и выжидать. И вот даже самое миролюбивое правительство оказывается перед этой дилеммой: развязывать войну только потому, что к ней готовишься. Или же...
– Или же отменить прежние приказы, дать задний ход, остановить подготовку!
– Вот именно. Но тогда надо иметь полную уверенность в том, что в течение долгих месяцев мобилизация не понадобится...
– Почему?
– Потому что - и это тоже аксиома, бесспорная для специалистов, внезапная остановка разрушает все составные части этого сложного механизма и на долгое время выводит его из строя. Ну, а какое же правительство в настоящий момент может быть уверенным в том, что ему не придется в ближайшее же время снова объявить мобилизацию?
Антуан молчал. Он с волнением смотрел на Рюмеля. Наконец он прошептал:
– Это чудовищно...
– Самое чудовищное, друг мой, то, что за всем этим, может быть, нет ничего, кроме игры! Все происходящее сейчас в Европе есть, может быть, всего-навсего гигантская партия в покер, в которой каждый стремится выиграть, взяв противника на испуг... Пока Австрия втихую душит коварную Сербию, ее партнер Германия строит угрожающую мину, может быть, лишь с целью парализовать действия России и попытки держав добиться примирения. Как в покере: выиграют те, кто сможет лучше всего и дольше всего блефовать... Но дело в том, что, как и в покере, никто не знает карт соседа. Никому не ведомо, какова доля хитрости и какова доля подлинной агрессивности в поведении той же Германии или в поведении России. До последнего времени русские всегда пасовали перед дерзкими выпадами Германии. Поэтому понятно, что Германия и Австрия считают себя вправе рассуждать так: "Если мы станем удачно блефовать, если сделаем вид, будто на все готовы, Россия снова капитулирует". Но возможно также и другое: именно потому, что Россия всегда бывала вынуждена уступать, она на этот раз и вправду бросит на стол свой меч 9 .
– Чудовищно!..
– повторил Антуан.
Безнадежным жестом опустил он на поднос автоклава шприц, который все время держал в руках, и сделал несколько шагов по направлению к окну. Слушая, как Рюмель описывает ему европейскую политику, он испытывал мучительную тревогу, как пассажир на судне, внезапно в разгар шторма обнаруживший, что весь командный состав экипажа сошел с ума.
Наступило молчание.
Рюмель поднялся. Он пристегивал подтяжки. Машинально оглядевшись по сторонам, словно для того, чтобы убедиться, что его не слышат, он подошел к Антуану.
– Послушайте, Тибо, - сказал он, понизив голос.
– Мне бы не следовало разглашать такие вещи, но ведь вы, как врач, умеете хранить тайну?
– Он посмотрел Антуану в лицо. Тот молча наклонил голову.
– Так вот... В России происходят невероятные вещи! Его высокопревосходительство господин Сазонов в некотором роде заранее поставил нас в известность, что его правительство отвергнет всякие примирительные шаги!.. И действительно, мы только что получили из Петербурга в высшей степени тревожные известия. Намерения России, по-видимому, недвусмысленны: там уже вовсю идет мобилизация! Ежегодные маневры прерваны, воинские части спешно возвращаются по местам. Четыре главных русских военных округа - Московский, Киевский, Казанский и Одесский - мобилизуются!.. Вчера, двадцать пятого, или даже, возможно, позавчера во время военного совета генеральный штаб добился от царя письменного приказа как можно скорее подготовить "в качестве меры предосторожности" демонстрацию силы, направленную против Австрии... Германии это, без сомнения, известно, и этого вполне достаточно, чтобы объяснить ее поведение. Она тоже втайне начала мобилизацию; и, увы, она имеет все основания торопиться... Впрочем, не далее как сегодня она предприняла весьма важный шаг: открыто предупредила Петербург, что если русские военные приготовления не прекратятся и, тем более, если они усилятся, она вынуждена будет объявить всеобщую мобилизацию; а это, уточняет она, означало бы европейскую войну... Что ответит Россия? Если она не уступит, ее ответственность, и без того тяжелая, окажется ужасающей... А между тем... маловероятно, чтобы она уступила...
– Ну, а мы-то как во всем этом?
– Мы, дорогой друг?.. Мы?.. Что делать? Отречься от России? И тем самым деморализовать общественное мнение нашей страны накануне, быть может, того дня, когда нам понадобятся все наши силы, когда необходим будет единый национальный порыв? Отречься от России? Чтобы оказаться в полнейшей изоляции? Чтобы поссориться с единственным нашим союзником? Чтобы общественное мнение Англии пришло в негодование, отвернулось от Франции и России и принудило свое правительство стать на сторону германских держав?
Его прервал осторожный стук в дверь. И из коридора донесся голос Леона:
– Господина Антуана опять просят к телефону.
– Скажите, что я... Нет!
– закричал он.
– Иду!
– И, обратившись к Рюмелю, спросил: - Вы позволите?
– Ну, разумеется, дорогой мой. К тому же ужасно поздно, я бегу... До свиданья...
Антуан быстро прошел в свой маленький кабинет и взял трубку:
– В чем дело?
На противоположном конце провода Анна вздрогнула, пораженная сухостью его тона.
– Да, правда, - кротко произнесла она, - сегодня воскресенье!.. У вас, может быть, собрались друзья...
– В чем дело?
– повторил он.
– Я только хотела... Но если я тебе помешала...
Антуан не ответил.
– Я...
Она угадывала его раздражение и не знала теперь, что сказать, какую ложь придумать. И совсем робко, не найдя ничего лучшего, прошептала:
– А как... вечером?
– Невозможно, - отрезал он. Но тотчас же продолжал более мягким тоном: - Сегодня вечером, дорогая, невозможно...
Ему вдруг стало жаль ее. Анна почувствовала это и ощутила какую-то мучительную сладость.
– Будь же умницей, - сказал он. (Она услышала его вздох.) - Прежде всего сегодня я занят... Да если бы и был свободен, идти куда-нибудь развлекаться в такой момент...
– Какой момент?
– Послушайте, Анна, вы что, газет не читаете? Вы же знаете, что происходит?
Ее так и передернуло. Газеты? Политика? Из-за такой чепухи он отдалял ее от себя? "Наверное, лжет", - подумала она.
– А ночью... в нашей комнатке?.. Нет?
– Нет... Я, наверно, приду поздно, усталый... Уверяю тебя, дорогая... Не настаивай...
– И нехотя добавил: - Может быть, завтра. Позвоню завтра, если смогу... До свиданья, дорогая.
И, не дожидаясь ответа, повесил трубку.
– Жак в первый раз приходит к Женни
Жак ушел, не дожидаясь возвращения брата. Он даже пожалел, что задержался у Антуана, когда на улице Обсерватории консьержка сказала ему, что мадемуазель Женни возвратилась уже больше часа тому назад.