Семя Ветра
Шрифт:
Вопреки ожиданиям Герфегеста, комната, окно которой приветственно отворилось для него, оказалась отнюдь не трапезной.
Похоже, Гамелины не были любителями пировать в обществе своих вассалов, как это принято в других Домах. Трапезная была переоборудована под фехтовальный зал.
Все, что видел Герфегест в нечетком свете полночи, свидетельствовало в пользу этого. Стены, пол и даже потолок были обшиты тростниковыми циновками. В центре располагались четыре стойки с деревянным оружием, сработанным из прочного горного кедра. Длинные и короткие мечи, шесты, цепы, дубинки, алебарды… Все что душе
Герфегест крался, словно голодный молодой горностай. Путь Ветра – это Путь тех, кто не оставляет следов и не привлекает к себе внимания. Он прошел по длинному, совершенно темному коридору, набитому всякой подсобной мелочью, не издав ни единого звука, ничего не опрокинув, ни к чему не притронувшись. Что значит призвание!
Пятнадцать лет назад Герфегест вот так же пробирался по подвалам Эльм-Туоля, второго по значимости и великолепию замка Эльм-Оров, также прозываемого Золотым Журавлем. Это было его второе крупное задание. И последнее в жизни заказное убийство. Можно даже сказать, что в тот день Герфегест в последний раз был Конгетларом.
Из подвалов, где располагались самые богатые в Алустрале винные погреба Эльм-Оров, его путь лежал наверх. Он должен был проследовать по узкой потайной лестнице в комнаты третьего яруса. Затем разыскать комнату слабоумного сына старого Хозяина Дома. Герфегест отлично помнил его имя – Гелло. Бросить яд в чашу для умывания лица, стоящую у изголовья его ложа, и уйти прочь вечером следующего дня, переждав в укромном месте ночь и дождавшись известия о смерти единственного наследника Дома.
Тогда музыку заказывали Орнумхониоры. Не Ваарнарк, нет – он был тогда всего лишь опальным вассалом, раздувающим смуту в землях соседей по знаку Тунца. Тогда Ваарнарк был на стороне Ганантахониоров. Но теперь об этом как будто никто не помнил.
Именно Орнумхониоры хотели, чтобы Хозяин Дома Эльм-Оров лишился своего бесноватого наследника. Этому было две причины. Во-первых, в случае смерти старика Хозяином Эльм-Оров становился дурачок Гелло, а Орнумхониорам не хотелось иметь в союзниках дурачка. А во-вторых, в случае смерти Гелло Хозяин Дома должен был уйти на двухнедельный срок в удаленное ущелье Двух Смеющихся Тритонов для совершения траурных обрядов очищения. Такое добровольное отречение от дел со стороны Хозяина Дома – пусть даже и временное – было Орнумхониорам на руку. За две недели многое можно переиначить по своему вкусу в расстановке сил внутри Дома, если только уметь. Орнумхониоры умели.
Тогда Герфегест выполнил свою непоэтическую миссию безукоризненно.
Да, пятнадцать лет назад он был слишком юн для того, чтобы задумываться о разнице между добром и злом. Об убийстве за деньги и убийстве из мести. Понимание этой разницы («видение Границы» – как говорил Элиен) пришло к нему гораздо позже – уже после того, как его память, рассыпавшаяся на тысячу разрозненных осколков милостью Врат Хуммера, стала по крупицам возвращаться к нему благодаря Семени Ветра.
Но тогда, в Золотом Журавле, он особо не задумывался над тем, что делает – так поступали все, убийцами была вся его родня мужеского пола. Он проник в спальный покой Гелло через тайную дверь для доверенных слуг, высыпал яд в чашу для омовения и, для верности, в серебряный кувшин с водой. Когда поутру Гелло – тучный невысокий мужчина, лишенный растительности на лице – опустил в чашу свои руки, когда он поднес их вместе с напоенной смертью водой к глазам и отер руками лицо…
Герфегесту не хотелось знать, что было дальше. Но он, увы, слишком хорошо учился, он помнил признаки действия каждого и был обречен оставаться с Гелло мысленно, умирая вместе с ним. Чудовищные волдыри вмиг покрыли кожу наследника Дома Эльм-Оров. Нечеловеческая, нестерпимая боль вгрызлась ему в глаза. Его вырвало кровью. Он бросился на колени и как-то очень не по-человечески взвыл.
Крик наследника, помешавшегося вдвойне – на сей раз от боли, – слышали даже рыбаки, которые промышляли далеко в море. Герфегест тоже слышал этот вопль – череда каменных стен, отделявших его, притаившегося в винном погребе, от покоев Гелло, не смогли заглушить ликующей песни смерти, спетой ею губами безумца. Он и сейчас иногда слышал эту песнь – из неласковых глубин ночных кошмаров.
– Эй, кто это? Это ты? – Стражник, которому был поручен самый безответственный, как казалось назначившему его сотнику, участок – выход из подвалов, – был первым человеком Гамелинов, которому чуть было не посчастливилось сойтись с Герфегестом в почти честном поединке. Его товарища Рожденный в Наг-Туоле убил только что, задушив тончайшим шнурком. Не совсем таким же, какой был намотан на его руку – «змею» Герфегест берег для Харманы и потому не хотел осквернять ее случайной смертью низкородного стража. Другим. Но тоже крепким и безжалостным.
В первое мгновение стражник принял Герфегеста за своего напарника, отлучившегося по нужде.
– Тунтак? Ты? Да не морочь же меня, псы сношай твою мать… ты скажи, это ты или кто? – В голосе стража спорили страх и раздражение.
– Это я. Но я не Тунтак, – прошептал Герфегест и снес стражу голову, сразу же вслед за этим отскакивая как можно дальше назад.
Он не хотел являться к госпоже Хармане с ног до головы перемазанным чужой кровью. Почему? Герфегест не стал искать ответа на этот вопрос, удовлетворившись слабоватой версией о врожденной чистоплотности.
Он двинулся дальше. Спальный покой Харманы располагался на четвертом ярусе замка.
Герфегест просто не мог себе позволить проходить второй ярус, отправляя в Земли Грем души всех охранников, которые могли встретиться ему на пути. Теперь он был еще более ограничен во времени, чем раньше. Он не знал, сколько раз за ночь сменяется стража в Наг-Нараоне. Но рассчитывал на худшее. Выходило, что на все про все у него не более получаса.
Торопиться Герфегест не любил и не умел. Он прополз по-пластунски весь коридор второго яруса. Очень некстати было связываться с молодцами, клюющими носами возле лестницы. В этот раз ему снова удалось остаться незамеченным! В какой-то момент его везение уже начало казаться ему самому подозрительным. Но он отбросил свои подозрения прочь как несвоевременные.
Он вылез в окно и снова пустил в дело трехпалую «кошку». Здесь расположение окон было более удачным – оно позволяло путешествовать по стенам без опаски оказаться замеченным. Окон на северном фасаде было сравнительно мало. А те три окна, к которым стремился Герфегест Конгетлар, были окнами спального покоя Харманы.
Герфегест повис под крайним окном и прислушался. Кто бы ни был в спальных покоях Харманы, он не спал. Этот некто мерил комнату беспокойными шагами. Гамелины, похоже, тоже страдали бессонницей.