Семя Ветра
Шрифт:
Герфегест сжал рукоять своего кинжала. Наглая и бессовестная ложь. Ложь труса, мучившего женщин и детей в оставленном без охраны замке. Но он сдержался, последовав примеру Харманы.
Все Сильнейшие поднялись с лавок. Желающих высказаться больше не было. Не было и желающих повиноваться. Непоколебимая Хармана тоже встала, сжимая в руках неприметный веер из лебединых перьев. Обычный с виду веер.
– Вы хотите смерти, дети мои? Что ж, вы ее получите!
Хармана засмеялась и в этот раз хрустальный смех ее был страшен. Сильнейшие неуверенно
Резервуар с фосфоресцирующей жидкостью, освещавший до сего момента Нефритовую Гостиную, разорвался на тысячу трепещущих, сияющих осколков. Поднялся ветер. Осколки сложились вокруг тронного возвышения в круг, а выразивших неповиновение вельмож очертили прямоугольником.
Хармана нервно взмахнула свои лебединым веером.
Пол Нефритовой Гостиной задрожал, словно бы сотрясаемый невиданной силы землетрясением, и начал опускаться. Он полз вниз медленно, словно пол клети гигантского механического подъемника, виденного некогда Герфегестом в резиденции Октанга Урайна. Медленно, но безостановочно. Сильнейшие не двигались. На их лицах проявились уродливые гримасы ужаса.
Герфегест знал, что Нефритовая Гостиная находится на первом ярусе замка Наг-Нараон. Ползти ей вроде бы некуда. Разве что в вырубленные в цельной скале подвалы. Но о подвалах, похоже, речь не шла. Речь вообще не шла о механике. Это, похоже, понимали все.
Хармана не переставала смеяться. Даже Герфегесту сделалось немного не по себе. Что за сила заключена в крохотном веере из лебединых перьев? Что за сила заключена в длиннопалых руках его новой возлюбленной?
Пол под ногами неверных вассалов потерял привычные свойства нефрита и сделался прозрачным, словно густое стекло.
Несчастные смотрели себе под ноги с обреченностью приведенных на бойню бычков. Похоже, они недооценили магическую силу своей госпожи. Теперь их головы едва возвышались над полом Нефритовой Гостиной, оставшимся за пределами очерченного фосфоресцирующими осколками прямоугольника. Что-то будет дальше!
Герфегест подался вперед – ему хотелось видеть то, что видят презирающие его Гамелины, глядя себя под ноги.
Лезвия. Лес острейших стальных лезвий, алеющих невесть чьей, но с виду свежей кровью. Пол опускался прямо на них, претерпевая ряд пугающих трансформаций. Сначала он пошел трещинами. Затем начал зримо истончаться.
Вот-вот пол окончательно растворится и перестанет удерживать вассалов, которых язык Герфегеста не поворачивался назвать изменниками – он сам скорее всего вел бы себя так же. Сейчас Сильнейшие в полном составе рухнут в набитую стальными лезвиями бездну, под аккомпанемент жутковатого хохота Хозяйки Дома Гамелинов!
И тут из стальной могилы послышалась мольба о пощаде.
– Достаточно, госпожа! Пусть те, кто не согласен с твоим решением, превратятся в прах под Зраком Намарна! Мы одобряем любой твой выбор! – заорал нестройный хор голосов, срывающихся в надсадный хрип.
– Пожалуй, и впрямь достаточно, – согласно кивнула Хармана и в последний раз взмахнула веером.
– Вспомните слова своей клятвы, – сказала Хозяйка Гамелинов, когда стихии воцарились на своих законных местах, а провал в полу затянулся и исчез. Только светильник не собрался из осколков и не повис на прежнем месте. Теперь в зале царила полутьма, которую разбавляла только ослабевшая флюоресценция расплесканной по стенам и потолку жидкости из разбитого светильника. – Каждый из вас давал эту клятву, вступая в возраст совершеннолетия.
– Мы помним госпожа, – сказал самый старший из Дюжины Сильнейших, прикладывая трясущиеся руки к сердцу. – «…И да проглотит могила любого из нас, кто возвысит свой голос против веления Хозяина или Хозяйки раньше, чем свершится святотатственная измена…»
– Мы помним, госпожа, – вторил старику высокий Гамелин в выпуклом нагруднике. – Мы нарушили клятву и пошли против твоей воли.
Хармана засмеялась. Совсем обычно, даже буднично, но веер прятать не спешила.
«Неужели он еще понадобится ей?» – недоумевал Герфегест, с показной безучастностью наблюдавший за происходящим.
«Какова же должна быть сила их ненависти ко мне, если ради того, чтобы выказать эту ненависть, они готовы подвергнуть себя изощренной пытке гневом своей Хозяйки?» – спросил себя Последний Конгетлар, недоуменно взирая на Гамелина в желтом, который подошел к трону Харманы.
– Позволь мне выразить чистоту намерений новому Хозяину Дома, госпожа.
Хармана благосклонно кивнула.
Гамелин в желтых одеяниях с серебряной цепью на груди подошел к трону, на котором сидел Герфегест, поднял край его плаща и поцеловал его, припав на правое колено.
– Ты сделал правильно, Тенир, – шепнула Хармана.
Примеру Тенира последовали еще семь Гамелинов. И только двое – те, что возмущались пуще остальных, по-прежнему стояли в неподвижности.
Хармана делала вид, что не замечает их. Но когда последний Гамелин отошел от тронного возвышения с выражением крайнего облегчения, которое обыкновенно овладевает человеком после похорон заклятого врага, не замечать их уже не получалось. Неужто придется бросить на колдовские подпольные лезвия бородача в кольчуге и того плешивого недомерка, который обзывал Конгетларов трусами, похваляясь тем, что принимал участие в сожжении Наг-Туоля?
– Достойный Матагевд, любезный дядя мой, – вполне миролюбиво обратилась Хармана к первому, дородному бородачу в кольчуге. – Неужто мне следует снова употребить мою власть, дабы в рядах Гамелинов воцарилось прежнее единодушие?
Бородач в задумчивости почесывал затылок. Он не смотрел на Хозяйку, блуждая взглядам по прожилкам нефрита, из которого был сложен пол Гостиной. Похоже, он не мог решиться ни на повиновение, ни на бунт, а потому бездействовал, словно осел, не знающий, что предпочесть – овес или ячмень.