Семья Зитаров. Том 2
Шрифт:
— Пригласите меня в крестные, если я отгадаю? — улыбнулась хозяйка. Она сложила в корзинку посуду и собралась уходить.
— Хорошо, пригласим.
— Ну, тогда пусть лучше будет сын. Новому хозяину нужен помощник.
Домой она не пошла, а по краю поля отправилась посмотреть, что делают другие работники. Леонтина в огороде полола свеклу. Старый Микелис приводил в порядок зароды на клеверном поле. У болота покрикивал на скотину пастух. Солнце еще сильно припекало, волновалось почти уже спелое поле ржи. Из сухого болота доносился опьяняющий запах багульника. Хозяйка свернула в сторону кочкарника, чтобы посмотреть на стадо.
— Коровы еще не начали бегать? — спросила она Гариса.
— Нет, пока ничего, — ответил пастух. — Только овцы так и ломятся к полю с викой.
Хозяйка постояла, осматривая стадо.
— Где же Магоне?
— Наверное, в кустах. Я посмотрю.
Гарис нехотя отправился на край болота. Хозяйка пошла за ним. На кочке, свернувшись, лежала гадюка.
— Иди убей змею! — испуганно закричала Пурвмалиене.
Она не пошла дальше, а дождалась, пока Гарис нашел палку. Но парнишка, видимо, побаивался гадюки и выбрал слишком длинную палку. Он ударил и не попал — гадюка исчезла в зарослях.
— Ни на что ты не годен, — презрительно проговорила хозяйка и удалилась. Нагретый воздух струился и переливался, точно муаровая лента. Всюду летали паутинки. «Если не будет дождя, трава выгорит…» — думала хозяйка. Вернувшись домой, она долго смотрелась в зеркало на комоде, затем достала ножницы и отрезала у своей блузки рукава до самых плеч. У нее красивые, полные руки и круглые плечи. Теперь их можно было видеть.
Сразу же после сенокоса кончилась работа Карла в Пурвмалах. После Иванова дня хозяйка привезла из Риги второго постоянного батрака, и новосел с Болотного острова уже не был ей так необходим. В сущности, так даже получилось лучше. Ни один человек не смог бы выдержать такое напряжение, какое выдерживал Карл всю весну и первую половину лета. Правда, за это время было и заработано кое-что. Теперь можно передохнуть и заняться собственными делами. Пока не начались осенние дожди, надо выкопать рядом с дорогой большую отводную канаву, иначе потом не выберешься с острова. Канава была необходима и Дандену, и другим хозяевам, которые по этой дороге возили зимой дрова и бревна, но попробуй дождись от них помощи.
— Если подумать как следует, то хочется спросить: чего ради я тут бьюсь? — сказал Карлу инвалид. — На пропитание мне хватает. Могу еще немного подработать каким-нибудь ремеслом или открыть маленькую лавочку. Всё равно за свою жизнь всего не переделаешь.
Рассудительный человек — и умные речи: если не можешь всего сделать, лучше не делать ничего. Оба они были пожилыми людьми и долгое время жили в Риге. Трудности, встреченные на Болотном острове, открыли им глаза — чего нельзя поднять, то нельзя снести. Они тоже приехали сюда с большими чаяниями и желанием трудиться: поработаем немного, и у нас будет уголок на старости лет и прочный фундамент в жизни. Так они мечтали несколько месяцев. Потом Данден начал задумываться. А его жена спрашивала его:
— Кто знает, стоит ли?
Ни одна работа не стала у них спориться. Пни оказались очень цепкими, земля переплетена корневищами, родниковая вода отзывала болотом. По вечерам от комаров нет спасения, а что здесь будет зимой, когда, кроме снега и темных елей, ничего не увидишь?
Сено они с горем пополам наскребли, изредка поливали огород, но о посеве ржи Данден не заикался. Они с сожалением смотрели на Зитаров, как те надрывались, как спешили. Ничего не поделаешь — у них другого выхода нет, приходится. Но мы больше не можем…
Большую канаву Карл выкопал один. И удивительно — дорога больше не утопала в грязи. Все говорили, что это давно следовало сделать. Единственное, что получил он за эту двухнедельную работу, — волость освободила Карла на этот год от гужевой и дорожной повинности.
Потом они стали собирать грибы и цветы и продавали их скупщикам с побережья, которые пересылали товар в Ригу. Таким путем они заработали немного денег и восполнили брешь, образовавшуюся после ухода Карла из Пурвмалов. На зиму они насолили большой чан грибов. А когда начался массовый лов салаки, Карл поехал на побережье и купил несколько пур рыбы. Корчмарь Мартын подарил им порожнюю бочку из-под сельди, и они в ней засолили салаку. А затем пришлось спешно строить хлев для коровы и лошади. Карл вырыл в склоне холма землянку: три стены были готовы, четвертую сложили из торфа и дерна, а крышу застлали и засыпали землей. Жилой сарайчик обили изнутри досками и пространство между ними засыпали опилками.
Никто из Зитаров их не навестил. Они знали, что Янка на военной службе, а Эльза вышла замуж. Жителям Болотного острова нечем было угощать гостей — пусть лучше они не приходят.
Сармите понемногу шила маленькие забавные платьица, и лицо ее покрылось коричневыми пятнами.
— Ты меня еще узнаешь? — спрашивала она Карла.
— Нынче зимой здесь не будет скучно, — отвечал он. — У нас появится музыка.
— Этот музыкант не даст тебе ночью спать, — ответила Сармите.
— Поэтому ему надо приготовить колыбельку. Придется как-нибудь съездить к Эрнесту.
— Зачем? Эрнест ведь не столяр.
— Может быть, обойдемся без столяра. Видишь ли, Сармит, у нас дома в свое время была старая колыбелька. Ее еще, вероятно, мой дед смастерил. В ней качались два поколения Зитаров. Когда-то в ней лежал мой отец, его братья и сестры. Потом колыбель снесли на чердак. А когда стали рождаться молодые Зитары, старую колыбель опять принесли вниз, заново покрасили, и она долгое время служила моей матери. Иногда мы, играя, укладывали туда кота и до тех пор укачивали его, пока у него не начинала кружиться голова. Когда все выросли, ее опять унесли на чердак и завалили всяким хламом. Мне кажется, эта колыбель должна еще быть там. Когда ее покачивали, она немножко скрипела, но так приятно, что детям сразу хотелось спать. Теперь таких уже не делают.
На следующий день Карл запряг лошадь и поехал в Зитары. Эрнест и все остальные теперь кое-что узнали о Болотном острове. Колыбель действительно еще не была изрублена на дрова. Крепкая и выносливая, она не поддалась действию времени. Долгие годы пролежала она в пыли, всеми забытая и как бы ожидая, что ее опять пригласят на прежнюю, привычную работу. Она еще способна была вынянчить и третье, и четвертое поколения Зитаров. Когда ее выносили, она заскрипела. Если бы у нее спросили, что она хочет этим сказать, она, вероятно, ответила бы: «Удивляюсь, почему вы отдаете меня из этого дома. Тут я так долго служила. Разве я здесь никогда больше не понадоблюсь?» И старый дом грустно ответил бы: «Да. Так оно и есть. Так оно и есть…»
Но больше, чем старая колыбель, скрипел глава семьи — Эрнест, старший в роде:
— Трудные времена… Налоги… Неурожайный год…
— Разве я у тебя чего-нибудь прошу? — спросил второй Зитар, который увозил семейный символ жизни на Болотный остров.
И Эрнест перестал плакаться. Картофель был весь выкопан и клеть закрыта на замок. Когда Карл уезжал, собака с лаем проводила его до дороги. Она больше не узнавала его, потому что от этого человека не пахло рыбой и морем, от него шел запах болота…