Семья Звонаревых
Шрифт:
— Вы собираетесь меня учить, подпоручик? — повысил голос полковник.
— Никак нет. Я только напомнил Вам, то, о чём, вероятно, догадались и Вы сами. Тем более, что госпожа Звонарёва жена офицера-артиллериста, а сестра Сидорина — моя жена, — ответил Сидорин.
Узнав об этом, полковник сбавил тон:
— Ну хорошо. Уступаю им блиндаж, но только временно. Пускай подыщут себе другое помещение, — милостиво разрешил он.
— Я отсюда никуда не уйду, как бы это ни хотелось полковнику, твёрдо заявила Варя.
— Господин полковник, имейте в виду, что госпожа Звонарёва работала в санпоезде императрицы Александры Фёдоровны, —
— По-видимому, нам всё-таки придётся уходить отсюда! Неловко как-то занимать целый блиндаж для штаба, а раненых заставлять ютиться в развалинах. Тем более каждый из нас может оказаться пациентом госпожи Звонарёвой, — напомнил адъютант полка.
В блиндаж вошёл Хоменко. Увидев Звонарёву, он по-родственному тепло с ней расцеловался.
— Как всегда, моя доню, Вы стремитесь быть поближе к раненым и готовы рисковать собой, — проговорил он. — Ото мои сынки обрадуются, как узнают, что Вы опять с ними.
— Насилу отвоевала у штаба этот блиндаж для раненых, — не замедлила пожаловаться Звонарёва генералу.
Заметив генерала, гвардейский полковник поспешил ему представиться.
— Так это Вас прогнали отсюда? И поделом. Надо было самим догадаться уступить блиндаж госпоже Звонарёвой, — укоризненно произнёс Хоменко.
— Полковник этот из фон-баронов, — шепнул Варе на ухо Сидорин. Солдат за людей не считает. Ему долго не уцелеть. Подстрелят при первой же возможности.
— И правильно сделают, — произнесла Варя.
Как только помещение было очищено, Варя и сёстры принялись за уборку. Сидорин прислал им на помощь несколько солдат.
С наступлением дня снова началась канонада. Тяжёлые гаубицы старались на пределе дальности разрушить третью оборонительную полосу немцев. Десять рядов проволочных заграждений сохранились почти везде, уцелела и огневая оборона. Лёгкие пушки, выдвинутые к самому переднему краю, пытались разбить пулемётные гнёзда, но это удавалось им плохо. Пехота не рисковала атаковать уцелевшие немецкие позиции. Только на левом фланге, на участке дивизии Хоменко, удалось продвинуться вперёд и частично даже захватить небольшие участки третьей полосы обороны. Нужно было общее усилие, чтобы прорвать её и выйти в тыл немецким укреплениям. В этом заключалась задача гвардейских полков.
Борейко приказал всем тяжёлым батареям до предела усилить огонь. Немецкие укрепления вновь окутались дымом и пламенем разрывов крупных снарядов. Первая гвардейская пехотная дивизия ринулась в атаку, за ней двинулись вторая и третья. Гвардейские стрелки временно оставались в резерве.
Как только пехота вплотную подошла к третьей полосе обороны, немцы открыли бешеный фланговый огонь, скашивая передние роты гвардии. Они полегли перед проволочными заграждениями.
Тяжёлые русские батареи открыли огонь по замеченным узлам сопротивления, а лёгкие батареи прямой наводкой старались уничтожить огневые точки, но меткость тяжёлых батарей из-за большой дистанции была плохая, а лёгкие пушки, попадая под перекрёстный огонь немецких батарей, гибли одна за другой.
Потери росли с каждой минутой. Солдаты торопились отойти на вторую полосу обороны и здесь найти укрытие от свинцового ливня.
Полковник Преображенского полка, так нелюбезно встретивший Варю, был доставлен для перевязки. Рана была поверхностная, в шею. Варя сразу поняла, что полковник был ранен сзади. Варя густо смазала рану йодом,
Вскоре принесли раненого в обе ноги Сидорина. Он был бледен от боли и потери крови, с трудом говорил. Увидев бросившуюся к нему Зою, он слабо улыбнулся.
— Вот мы с Вами и снова встретились, — возможно бодрее проговорила Варя.
— Недаром люди говорят, что не миновать третий раз. Так оно и вышло, — пошутил через силу Сидорин.
Осмотрев рану, Варя с облегчением увидела, что кости обеих ног целы, осколок разорвал только мышцы. Варя принялась очищать рану, наложила несколько швов, вставила тампоны и турундучки там, где можно было ожидать нагноения. Зоя напоила мужа крепким чаем с красным вином.
Кончались перевязочные материалы, не было йода, медикаментов. А раненые всё прибывали и прибывали.
Наконец на реку лёг вечерний туман. Сапёры принялись исправлять мостики. Варя занялась эвакуацией тяжелораненых. Первую партию, куда попал и Сидорин, отправилась сопровождать до самого санитарного поезда Зоя.
Двое солдат из пехотного полка принесли Енджеевского с пулевыми ранениями в ногу. Пока Варя обследовала рану и делала перевязку, они стояли около дверей бдиндажа. Узна, что рана не опасна и жизни командира ничего не угрожает, солдаты обрадовались:
— Побежали до своих хлопцев, успокоим, что наш командир живёхонек. А Вам, сестрица, спасибо от нас большое.
Анеля, бледная от усталости, с воспалёнными глазами, ловко перевязывались раненых и распоряжалась их отправкой. Несмотря на нервное напряжение последних дней, она держалась молодцом. Вид крови, страданий, мучений людей будто закалял её, вливая мужество в её сердце.
«Умница, — думала Варя, глядя, как ласково говорила Анеля с солдатами, одним видом своим успокаивая их, — умница, откуда у неё только силы берутся»! Только Варя, сама еле державшаяся на ногах, могла догадаться, ценой каких усилий давался Анеле этот спокойный, невозмутимый вид.
Варя окинула взглядом блиндаж: всюду лежали и сидели раненые, ожидавшиеся своей очереди к эвакуации. Слышались стоны, проклятия. С этой партией Варя отправит Анелю, а сама уйдёт последней. Кружилась голова от душного воздуха, напоенного запахом крови и медикаментов. Варя с трудом перевела дыхание. «Ещё немного, вот только отправить раненых, и тогда отдых. Сюда придут военные врачи и сменят меня. И спать, спать», — думала она.
Но испытания этих напряжённых дней ещё не окончились.
Уже совсем стемнело, когда в блиндаж внесли смертельно раненного Боба Павленко. У него осколком был разорван живот. Варя дала офицеру большую дозу болеутоляющего, и Павленко тихо скончался во сне.