Семья. Измена. Развод

Высоцкая Мария Николаевна

Князев хлопает дверью и направляется прямо ко мне. На нем черные брюки и рубашка, рукава которой закатаны до локтя. На галстук нет и намека.

— Ты куда? — интересуется, осматривая меня с ног до головы.

Вероятно, не стоило надевать белый брючный костюм, он прямо-таки кричит о том, какое удовольствие я испытываю, предвкушая эту поездку.

— В Москву. Решила пробежаться по магазинам.

— Минут пятнадцать подожди. Я в душ, и вместе поедем. У меня встреча.

— Вместе?

Точно

голосом себя выдаю, потому что Миша приподнимает бровь и смотрит не в глаза, а в душу. В тот ее уголок, где за эти годы успела осесть вся моя ложь.

— Ты против?

— Не хочется тебя напрягать, — пожимаю плечами.

— Ты меня не напрягаешь. Подождешь?

Если я сейчас откажусь, он точно что-то заподозрит. Засовываю свою маленькую сумочку под мышку и киваю.

— Подожду. Но только пятнадцать минут.

Миша едва заметно улыбается и направляется в дом. Выглядит он не очень. Потрепанный какой-то. Может, действительно на работе был? Или все-таки очередная любовница умотала?

Пока в душе на первом этаже шумит вода, решаю сделать себе кофе. Параллельно звоню маме, интересуюсь, как у них дела. Она с радостью делится со мной подробностями того, как сын с дедом нырял в бассейне, а потом играл в догонялки по всему дому.

Улыбаюсь, но всеми фибрами души чувствую чужое присутствие. Поворачиваю голову и сразу же отвожу взгляд. Миша вышел из душа, обмотав бедра полотенцем.

Скребу ногтем по столешнице, полностью теряя нить маминого повествования.

К моменту, когда Князев спускается из своей спальни уже одетый, я разговариваю с Марком. Миша это слышит и ускоряет шаг.

— Я тебя тоже очень люблю, сынок. Да, папа приехал. Конечно. Пока.

Сбрасываю звонок и, повернувшись к мужу лицом, прячу телефон за спину.

— Он у твоих? — Князев берет со стола мою чашку и делает несколько больших глотков кофе.

Смотрю на все это и возмущаюсь без слов. Только взглядом.

— Я не для тебя наливала, — отхожу в сторону и делаю глубокий вдох. — Да, Марк у мамы с папой до вечера воскресенья.

— Как вернемся из Москвы, заберем.

— Ему там хорошо. Нравится.

— Дома, с тобой и со мной, ему нравится больше.

— Правда? Тогда где ты был весь вчерашний день, пока он спрашивал у меня, где папа? М? Мне надоело врать сыну.

— Я работал.

— В горизонтальной плоскости, судя по всему, — не могу сдержаться от усмешки.

— По себе не суди.

Князев припечатывает меня словами и направляется к двери.

Задыхаюсь от поднимающейся внутри волны возмущения и, ускорив шаг, нагоняю Мишу на крыльце.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что работал. Мне сколько раз еще повторить? Чего ты от меня хочешь?

— Развод!

Миша молча обходит меня стороной и садится

в машину. Заводит двигатель и ждет. Смотрит только исподлобья.

Сажусь на пассажирское, резко тяну ремень, но он не поддается. Бешусь от этого еще сильнее. Когда наконец пристегиваюсь, бросаю сумку на заднее сиденье и складываю руки на груди.

Первые километров тридцать мы едем молча, под звучащую из динамиков музыку.

Когда по радио включаются новости, Миша делает чуть громче. Внимательно слушает минут пять, а потом меняет волну.

— Почему мы не можем нормально общаться? — устало накрываю лоб ладонью, откидываясь затылком на подголовник.

— Каждый раз, когда я пытаюсь, ты сначала устраиваешь истерику, а потом сбегаешь. В лучшем случае.

— А в худшем?

— А в худшем молчишь и делаешь вид, что меня не существует, — Князев бросает на меня взгляд, но быстро возвращает его к дороге, перестраиваясь на соседнюю полосу.

— Потому что ты меня не слышишь. Ни разу не услышал за семь лет. Ни разу!

— Бардачок открой.

— Зачем?

— Просто, блин, открой бардачок и возьми оттуда папку.

Делаю, как он говорит, вытаскиваю черную папку.

— Что там?

— Посмотри сама.

Быстро листаю страницы, недоверчиво рассматривая фото, и кошусь на Князева.

— Что все это значит? — сглатываю, чувствуя дрожь в пальцах.

Князев делает глубокий вдох, а потом съезжает с дороги в поворот на какую-то деревню или поселок.

Остервенело перелистываю страницы. Снова и снова.

Там счета, переводы. Имена.

Влада, моего отца. Суммы с переводами. Выписки со счетов. Адреса.

Какие-то бумаги на бизнес-проект, первоначальный капитал которого равен той сумме, что ушла со счетов моего отца Владу.

Папа даже не скрывал ничего. Все проведено по-белому.

— Это, — Миша тычет пальцем в лист, — то, сколько за тебя заплатили. Кто и кому, ты видишь. А это, — тычет уже на следующую страницу, — результаты выгодной сделки.

— Зачем ты мне это показываешь?

— Окончательно развеиваю все сомнения. Жалею, что не сделал этого раньше.

Князев отворачивается и раздражающе барабанит пальцами по рулю, пока я снова и снова перечитываю бумаги, что он мне подсунул.

Получается, Влад уехал в Москву за несколько дней до моей свадьбы. Продал все, что у него было в нашем городе, то есть небольшое помещение, где он делал фото на документы. А потом открыл в столице фотостудию.

Он сам продал. Везде его подписи. Все деньги поступили на его счета. У него никто ничего не отбирал.

А судя по тому, что на деньги, вырученные с продажи квартиры родителей, он приобрел им дом в деревне Московской области, у них тоже все прекрасно.