Сенешаль Ла-Рошели
Шрифт:
Наводчик погонного орудия меланхолично кивает головой и что-то тихо говорит заряжающему. Тот только что закончил забивать затравку. Они оба смотрят на цель, после чего Жак Пушкарь приседает, целится. Подносчик и заряжающий, выполняя его тихие команды, поворачивают ствол немного влево. Наводчик встает, лениво машет рукой. Заряжающий наклоняет палку с фитилем к запальному отверстию. Первый выстрел всегда кажется самым громким. Облако черного дыма, подгоняемое ветром, ненадолго закрывает вражеский корабль. Попало ядро в башню или нет, сказать не могу, но в парус угадало. Он просто исчез. Как и не бывало.
В ответ в нашу сторону полетел камень округлой формы и весом килограмм десять. Выстрелили его катапультой, установленной на носовой башне. На наше счастье, камень пролетел
Жак Пушкарь успел сделать еще один выстрел, теперь уже попав точно в башню и, видимо, в катапульту, потому что больше она не стреляла. Вскоре мы повернули немного вправо и произвели с дистанции метров сто залп из шести орудий по носовой башне вражеского корабля. Я заметил, как выше клубов черного дыма подлетели деревянные обломки. И еще заметил стрелу, которая пролетела в нескольких сантиметрах от моей головы. Эта стрела показалась мне необычно длинной. В очередной раз выстрелила погонная пушка, теперь уже по кормовой башне, откуда, скорее всего, и прилетела стрела. Пробив защитный фальшборт, ядро разорвало одного лучника и зацепило второго, который сразу присел. Бортовой залп по кормовой башне сделать не успели, потому что комендоры не все еще заряжали орудия.
— Целимся по следующему кораблю! — командую я.
Этот длиной немного менее тридцати метров. Несет стаксель, но кливера нет. Может быть, потому, что бушприт короткий. Зато носовая башня у него шире, выступает за борта. На ней тоже стоит катапульта, которая метает в нас камень. Он попадает в носовую часть выше ватерлинии. Судя по треску, имеем пробоину или вмятину. Погонная пушка отвечает, но попадает выше башни, опять по парусу, порвав его.
На этот раз я приказываю опустить фок и взять рифы на гроте, чтобы уменьшить скорость. Бригантина постепенно замедляется и хуже слушается руля. Она как бы нехотя поворачивает вправо, чтобы смогли выстрелить бортовые орудия. По моему приказу грохочет залп. Когда дым рассеялся, носовую часть купеческого корабля было не узнать. Такое впечатление, будто великан ударом огромного меча сзади вперед и вниз отсек ее вместе с башней. Строят башни из легкой и не толстой древесины, только для защиты от стрел и болтов. Опытным путем уже пришли к выводу, что повышение центра тяжести увеличивает склонность судна к опрокидыванию, поэтому стараются не утяжелять башни.
Мы медленно приблизились к кормовой части корабля, откуда стреляли лучники, успешно поражаемые моими арбалетчиками. Комендоры успели перезарядить пушки и произвели второй залп. На этот раз получилось не так эффективно, но башню разломали основательно. Теперь с нее не постреляешь.
— Заряжаем картечью! — командую комендорам, а матросам кричу: — Готовимся к повороту оверштаг!
Разворачиваясь на ветер, бригантина теряет передний ход. Сейчас на нас можно было бы напасть, обстрелять или даже попробовать взять на абордаж, но «англичане» не собираются это делать. Корабли каравана дружно уходят на север, оставив на растерзание двух подбитых собратьев. Нос бригантины тяжело переваливает направление ветра. Поднимается стаксель и резко увеличивает скорость поворота. Фок придает движение вперед. Я не разгоняю бригантину. Понятно, что два подбитых корабля никуда от нас не денутся, так что можно не спешить. Мы медленно догоняем второй. Залп из шести орудий, перекатанных на правый борт, зачищает палубу «купца». Держась рядом с ним, посылаю абордажную партию. Кто-то там пытается сопротивляться, убивает одного нашего бойца, но и его самого быстро ликвидируют и выбрасывают труп за борт. Половина абордажной партии остается на захваченном корабле, находит запасной парус и начинает ставить его, остальные возвращаются на бригантину. Догоняем самый большой корабль, обстреливаем и его картечью, после чего берем на абордаж. На этотраз наши потери двое убитых и двое раненых.
— Сильно повредили? — спрашиваю я боцмана — пожилого моряка с непропорционально широкими ладонями, напоминающими совковые лопаты.
— Дыра выше ватерлинии. Сейчас тот борт подветренный, волна не захлестывает. Две доски надо менять, — отвечает он.
— Поставь жесткий пластырь изнутри, — приказываю я.
Матросов я обучил борьбе за живучесть. По моему заказу изготовили и загрузили на бригантину мягкие и жесткие пластыри, деревянные пробки, клинья, упоры, доски и цемент для изготовления цементных ящиков. Я показал, как всем эти пользоваться. Впрочем, опытные матросы и без меня знали многое.
Я смотрю вслед купеческому конвою и решаю не жадничать. Хватит нам двух кораблей. Погода здесь меняется быстро. За пару часов может раздуть до шторма, и, если не успеем спрятаться в заливе, придется бороться за живучесть не понарошку, а всерьез.
— Идем домой, — озвучиваю свое решение.
Рыцари, арбалетчики и матросы тоже смотрят на купеческий караван. Наверное, прикидывают, сколько золотых и серебряных монет удирает от них. Потом переводят взгляд на захваченные корабли и начинают производить более приятные подсчеты.
Оба корабля были проданы вместе с грузом. Часть бочек была разбита ядрами, вино вылилось. В трюмах стоял ядреный аромат. Поврежденные бочки заменили целыми и полными. За неделю подлатали оба корабля и отправили в Англию, несмотря на то, что уже похолодало. Экипажам были обещаны солидные премиальные. Обратно ведь повезут зерно и бобы, цена на которые растут у нас каждый день. В центральной и северной Англии, благодаря более жаркому лету, урожай как раз удался. Перефразируя Лескова, кажется, можно сказать: «Что для Англии хорошо, то для Франции смерть».
21
Зима была тяжелой. К голоду добавились сильные морозы. Правда, с наступлением холодов прекратилось распространение чумы, которая двигалась с юга Европы. Видимо, засуха повысила мобильность людей, которые, ослабленные недоеданием, сами быстрее заболевали и передавали болезнь другим. Участились случаи людоедства. Одинокий путник или небольшая группа невооруженных паломников имела шанс принести себя в жертву спасения других, которых людьми назвать трудно. Я уверен, что людоедству нет оправдания. Оно есть выбор более легкого решения тяжелой проблемы. Всегда найдешь, чем набить желудок: травой, кореньями, корой деревьев, насекомыми, червями… Да, пища будет невкусная, непривычная и, в сравнении с человечинкой, малокалорийная, только приглушит чувство голода, но этого хватит, чтобы продержаться до лучших времен, и намного лучше, чем пожирать себе подобных. Школьная учительница рассказывала нам, как во время послевоенного голода она вместе с другими детьми ела сухую траву. От этого были жуткие запоры. Дети помогали друг другу справиться с ними, выковыривая палочкой. Этот рассказ трудно назвать педагогическим, но именно натуралистические подробности заставили нас, двенадцатилетних, бережно относиться к бесплатному хлебу в школьной столовой, которым мы ради потехи швырялись во время обеда.
Уличенных в людоедстве казнили. За городскими стенами у Пуатьеских ворот было лобное место — деревянный помост с перекладиной на трех столбах, способной одновременно принять шесть человек, и плахой. Раньше были и другие интересные приспособления, но я приказал убрать их. Нам не надо бороться за повышение рейтинга шоу. У наших казней другие задачи. Людоедам отрубали голову, которую накалывали на крючья на городской стене, а туловище вверх ногами подвешивали на перекладине. К утру туловище исчезало. Охранники божились, что не знают, куда оно делось. Мол, нечистая сила утащила своих адептов: по слугам — и господин. Интересно, как называются людоеды, пожирающие людоедов? Людоедоеды? Квазилюдоеды? Антилюдоеды?
Весной, ожидая начала навигации, я занимался строительством новой бригантины. Она будет такой же, как предыдущая, только доски внешней и внутренней обшивки корпуса в полтора раза толще. Это уменьшит грузовместимость судна, зато увеличит прочность корпуса, которому, как подозреваю, не раз придется выдерживать попадания камней и ядер. Скоро пушки будут на всех кораблях. Успешные действия моего флота поспособствует этому. Заодно убрал штурвал со старой бригантины. Инженер-конструктор из меня не получился. Руль и штурвал дружить не хотели. Рулить с помощью румпеля было легче и, что важнее, надежнее.