Сенешаль Ла-Рошели
Шрифт:
Я расположил свои пушки напротив юго-западной башни, которая выглядела самой крепкой и наименее пострадавшей. Мне она таковой не показалась. Камень из требюшета или бомбарды угадал чуть выше основания и оставил глубокую вмятину. Надо всего лишь еще немного поработать над этим местом. Три пушки я поставил против южной стороны башни, три — против западной. Вторая батарея сменит их завтра. Стреляли залпами. Я стоял напротив угла и видел, куда попадали ядра всех пушек. С расстояния в двести пятьдесят метров промазать трудно. Били по вмятине, а на другой стороне — на ее уровне. При попадании ядер в башню, в разные стороны летели обломки камней и образовывалось облачко светло-коричневой пыли. Потребовалось девять залпов, после чего башня вдруг осела, расплылась в стороны и как бы испустила
Это поняли и защитники замка. Вскоре над воротами замахали флагом, предлагая переговоры. На следующий день гарнизон Пон-о-демера был препровожден в Шербур, а сам замок разграблен. Возле него оставили отряд саперов, которые должны были сравнять стены, башни и донжон с землей.
Армия двинулась к городу Мортэну. Я скакал на Буцефале впереди своих арбалетчиков, а за нами, впереди обоза, ехали на телегах пушки и боеприпасы к ним. День был жаркий. Вокруг лошадей кружили рои тяжелых оводов. Ко мне подъехали Бертран дю Геклен и его побратим Оливье де Клиссон. Оба на вороных жеребцах, бабки которых для красоты были перемотаны белыми лентами. Свиты командиров немного отстали, чтобы не мешать нашему разговору.
— Ты знаешь, я всегда считал, что все малое недооценивают. В случае с твоими бомбардами и сам сплоховал, — признался коннетабль Франции.
— С кем не бывает! — шутливо произнес я.
— Да уж, — согласился Бертран дю Геклен и посмотрел мне в глаза так, будто хотел прочитать что-то на дне глазниц. Вот только читать он не умел. Поэтому расстроено гмыкнул негромко и произнес без эмоций: — Странный ты какой-то. С одной стороны как бы не от мира сего и место тебе в келье, а с другой — воюешь уж больно хорошо. Другой с такими способностями уже бы мое место занял, а ты вроде бежишь от славы.
— Тебе бы радоваться этому! — пробовал шутить я дальше, а сам подумал о том, что некоторые люди с сильной интуицией разгадывают то, на что у других не хватает ума.
— Да я и не печалюсь, — сказал он. — Стараюсь понять, в чем твоя сила.
— Может быть, в том, что другие считают слабостью? — подсказал я.
— Пожалуй, есть такое, — согласился Бертран дю Геклен, — но это не всё. Что-то еще должно быть.
— Когда узнаешь, скажи. Поверь, мне будет интересно! — произнес я с наигранной шутливостью, потому что стало немного не по себе.
Не хотелось мне, чтобы малограмотный бретонец догадался, кто я такой на самом деле. Не уверен, что он сумеет нести такую ношу в одиночку, а мне не хотелось покидать эту эпоху. У меня здесь пока всё хорошо, а что-то мне подсказывало, что чем дольше задержусь в ней, тем дальше «прыгну» во времени. Хотелось побыстрее вернуться в двадцать первый век.
31
Мортэн сдался без боя. Вслед за ним то же самое проделали и все остальные замки и города графства Эврё. В них были разрушены стены, чтоб впредь было неповадно воевать против короля Франции. В графстве ввели административное управление короля Франции, рассадили во всех городах его чиновников и обложили население теми же налогами, что и на других территориях.
В это время в королевство Наварра по просьбе Карла Пятого вторглись кастильцы. Впрочем, у них и у самих были претензии к Карлу Наваррскому. Если человек привык гадить, он делает это везде, отключив ради такого приятного процесса даже инстинкт самосохранения. По доходившим до нас сведениям, кастильская армия грабила королевство без всяких помех. Англичане не спешили помогать ветреному союзнику.
Армия под командованием коннетабля Бертрана дю Геклена осадила Шербур — последний оплот Карла Наваррского во Франции. Этому городу стены построили еще римляне, которые умели возводить надежные укрепления. Не только мои пушки, но и более мощные бомбарды вряд ли причинили бы серьезный ущерб толстым и высоким стенам, за которыми прятались гарнизоны из замков
— Нужен флот, чтобы перекрыть снабжение города морем, — подсказал я Бертрану дю Геклену и предложил: — Могу привести свои четыре корабля. Они надежно закроют подходы с моря.
— Обойдемся без кораблей, — небрежно отмахнулся коннетабль Франции, который, как и его побратим Оливье де Клиссон, недолюбливал море, несмотря на то, что оба были бретонцами.
Поскольку небрежность в военных вопросах не была ему свойственна, я заподозрил, что главной целью Бертрана дю Геклена был не захват Шербура, а что-то другое. Что именно — спрашивать не стал, а он не захотел делиться. Странным было и то, что осажденный город не окружили валом с палисадом. Наша армия расположилась несколькими отрядами на удалении с километр от городских стен. Скорее всего, мы здесь для того, чтобы отвлечь внимание англичан от Наварры, которую сейчас громят кастильцы. Или демонстрируем силу для решения каких-то дипломатических вопросов. Поэтому я сразу выкинул из головы планы ночного захвата стен и ворот. Подождем и узнаем, что задумал хитрый бретонец.
Осада шла не так вяло, как обычно бывает. Часто устраивались поединки, одиночные или групповые. Рыцари договаривались и сражались на нейтральной полосе. Чаще побеждали французы, поэтому вскоре поединки прекратились. Шербурцы постоянно делали вылазки, как днем, так и ночью. В первую ночную вылазку вырезали две руты бригантов, которые не позаботились о ночных караулах. После чего наши на ночь выставляли по две линии дозорных. Мой отряд стоял далеко от стен. Я заставил вырыть вокруг нашего лагеря ров и насыпать вал, по верху которого сделали частокол, наклоненный наружу. Со мной, как обычно, были собаки. На ночь их привязывали на валах. Теперь проснуться с перерезанным горлом у нас было мало шансов. Стоило днем отряду французов оказаться недалеко от каких-либо городских ворот, как они открывались, выбегали воины гарнизона и начинали сражение. Иногда увлекались и отходили от городских стен на значительное расстояние. Чем я и решил воспользоваться.
Бертран дю Геклен жил в своем роскошном шатре на вершине холма, вокруг которого располагались шатры и палатки других командиров. Вместе с ним в шатре жил его племянник Оливье де Манни. За последние годы племянник набрал килограмм пятнадцать-двадцать и из стройного превратился в толстого. Заодно стал щеголем. На его красно-золотом котарди висело несколько золотых колокольчиков, мелодично сообщающих о богатстве их хозяина, а длинные носы пуленов казались заготовкой для лыж. Мы втроем сели за стол, овальный, из красного дерева, и слуга подал нам шампанское в серебряных кубках. Оливье де Манни обожал шипучие вина и пил их даже по утрам, несмотря на то, что, согласно русской теории, не был ни язвенником, ни трезвенником. Дядя относился к этим винам спокойно. У меня было подозрение, что Бертран дю Геклен разбирается в винах еще хуже меня. Сказывалось тяжелое детство в бедной бретонской семье, где эль был за счастье. Поданное нам шампанское я бы назвал полусладким и напоминающим то, которое пил в Советском Союзе. Во Франции двадцать первого века шампанское имело другой вкус.
— Появилась у меня идея заманить англичан в засаду. Они частенько увлекаются и далеко отходят от города. Подошел бы к воротам небольшой наш отряд, а потом отступил в нужном направлении. Мы бы встретили врага залпом из замаскированных бомбард, а уцелевших добили бы конные латники, — поделился я своей задумкой.
— Действуй, — разрешил коннетабль Франции. — Я выделю тебе латников, сколько скажешь.
— Думаю, хватит полусотни. Большее количество будет трудно спрятать, — сказал я.
— Поучаствую я со своими, — сразу предложил Оливье де Манни. — Разомнемся немного. От безделья мои бойцы уже роптать начали.