Сенешаль Ла-Рошели
Шрифт:
Времени у него теперь было много. Армия под командованием Нуну Альвареша Перейры вторглась на территорию Кастилии, принуждая противника к миру, а король мог заниматься наведением порядка на своей земле. Теперь все беспрекословно выполняли его приказы.
Больше месяца мы провели в Коимбре, ожидая, что предпримут кастильцы. Противник бездействовал. После поражения, король Хуан Первый сначала бежал в Сантарен, а потом перебрался в Севилью. Он и раньше был не шибко воинственным, а теперь и вовсе стремительно превращался в пацифиста. Его армия разбрелась по домам залечивать раны, физические и душевные.
Поняв, что мои пушки в ближайшее время не понадобятся, я попросил короля Португалии отпустить меня в Лиссабон,
Бригантины уже стояли на рейде. По приказу короля Жуана Первого, городские власти щедро снабдили экипаж едой и виной, в портовых тавернах было много девиц, готовых за пару серебряных монет одарить любовью союзников, так что матросы согласны были ждать нас сколь угодно долго. Я нагрузил суда португальскими товарами. Купил заодно пробку, чтобы изготовить новый спасательный жилет. До часа Х оставалось еще несколько лет, но я привык готовить сани летом.
Обратная дорога не задалась. Опять-таки из-за португальских нордов. Теперь они дули навстречу и довольно сильно. Пришлось идти галсами. Ночью мы шли на северо-запад, в открытый океан, со скоростью три-четыре узла, а днем — на северо-восток, к Пиренейскому полуострову. Выйдя в районе порта Виго, я решил заглянуть в него. Может, какую добычу найдем. Всё интереснее, чем сражаться с противным ветром.
Город расположен в глубине бухты. Я заходил в этот порт в двадцать первом веке. В будущем здесь будут проживать тысяч триста ленивых и болтливых. В старой части города много узких улочек. Дома с плоскими крышами. Много старинных, причем давно не ремонтированных, иногда складывалось впечатление, что здесь недавно бомбили. Люди постарше сидят на террасах, потягивают винцо, сравнительно дешевое, а молодежь, как положено, целуется без перерыва на обед и прочую ерунду. Есть две примечательные статуи: единственная в мире сирена мужского пола и «Пловец» — тонкие, покрытые патиной, зеленоватые ноги, а рядом, мордой в каменную плиту, безрукое, цвета меди туловище с головой. Даже не могу представить, сколько нужно хлебнуть портвейна, чтобы так плыть. На горе старая крепость, но меня сломало туда переться. Зашел в морской музей, где за три евро нашел кое-что интересное — работающий дальномер. Стоял он возле окна, выходящего на бухту, так что я смог проверить его в действии. Это, конечно, не радиолокатор, но всё точнее, чем глазомер. Через бухту будет сооружен длинный подвесной мост. Пока что его нет. Зато есть три острова, на которые будут ходить паромы, возить любителей пляжного отдыха. Мне было не до пляжей, поэтому не посещал их.
Сейчас возле одного из островов, забыл, как он называется, стояли на якорях две небольшие трехмачтовые каравеллы. Они были похуже моих бригантин, но намного мореходнее и быстрее коггов, которые использовали ларошельские купцы. Я решил, что мне не помешает парочка таких. Когда мы приблизились к ним, на ходу пересаживая в баркасы группы захвата, две шлюпки отошли от каравелл, увозя на остров человек по пять в каждой. Ребята поняли, что к ним направляются с серьезными намерениями, и решили не подставляться за чужую собственность. Остальные члены экипажа, видимо, оттягиваются на берегу. Вот они обрадуются, когда обнаружат, что суда вместе с их барахлом исчезли!
Я тоже отправился на каравеллы, чтобы посмотреть, чем они загружены. Оказалось, что в трюмах обеих пшеница нового урожая. И крысы, черные, толстые. Где зерно, там и они. Отъелись так, что еле лапы переставляют. В порту стояло несколько судов, как
На четвертый утро следования этим курсом ко мне в каюту пришел шкипер Эд Фессар. Я впервые видел его таким испуганным. Решил, что к нам приближается большой флот кастильцев.
— Много их? — спросил я.
— Пока один, — ответил шкипер.
— Всего один?! — удивился я, а потом начал понимать, что Эд Фессар имеет в виду не корабль. — Что случилось?
— Матрос заболел из тех, что были на каравелле. Черная смерть, — доложил шкипер.
— Ты не ошибся? — спросил я.
— Нет, — уверенно ответил он. — Вся моя семья от нее перемерла, один я выжил.
Матрос лежал на полубаке. Его вынесли из кубрика на куске брезента. Лицо потемнело, под глазами черные круги, а сами глаза расширенные и свирепые, как у разъяренного быка. Больной сипло и коротко дышал, часто кашлял, разбрызгивая красную от крови слюну. Остальные члены экипажа старались не приближаться к нему.
— Ложимся в дрейф, — приказал я. — Всем раздеться, искупаться в море и опустить в воду одежду, чтобы передохла вся живность.
Матросы опустили за борт старый парус для тех, кто не умел плавать. Они боязливо бултыхались в этом варианте бассейна. Вода уже была холодновата, но умирать никто не хотел. Всю одежду, связав линями и подвесив груз, опустили в море. Через несколько минут под водой передохнут вши, блохи, клопы и что там еще мои солдаты насобирали во время похода. Замочили и мою одежду, а я переоделся в шелковую рубаху и трусы.
С одной из захваченных каравелл никто не отзывался. На второй все были живы и здоровы. Я приказал обрубить буксир первой и поджечь ее. На тузике к ней подплыли два матроса и закинули на палубу горящие факела. Через несколько минут судно запылало. Ветер прижимал черный дым к синей воде. Может быть, кто-то из экипажа был еще жив, может быть, одолел бы болезнь, но кому суждено погибнуть в огне, тот не умрет от чумы.
Я был уверен, что меня болезнь не тронет. Во-первых, мои предки пережили ее и выработали иммунитет, который должен был перейти ко мне. Во-вторых, каких только прививок мне не делали в первой моей жизни! Иногда по несколько в день. Мне кажется, не осталось ни одной инфекционной болезни, от которой бы меня не привили. И всё-таки у меня появилось нехорошее предчувствие. На всякий случай я написал письмо-завещание и приказал лечь на курс ост, чтобы поджаться к берегу.
К вечеру ветер сменился на западный и усилился до штормового. Глядя, как подрастают волны, бьющие в корму бригантины, как высоко взлетают брызги, я вдруг почувствовал озноб. От нехорошей мысли тело мое мигом покрылось испариной. Как-то сразу я ослабел настолько, что с трудом поворачивал голову, словно налившуюся свинцом.
— Приготовь к спуску тузик, — приказал я Эду Фессару.
В расширившихся от страха глазах шкипера я прочитал свой диагноз. Попытался улыбнуться. Гримаса, видимо, получилась еще та, потому что Эд Фессар сразу отвел глаза. С трудом переставляя ноги, зашел в каюту, быстро, боясь потерять сознание, собрал то, что мне пригодится в следующей эпохе. Опоясался ремнем с кинжалом и саблей, пристегнул к нему серебряную флягу с вином. За пазуху засунул тубус с картой. Из брони взял только шлем и бригандину, а из оружия — еще лук со стрелами и винтовку с боеприпасами. Прихватил и туго набитый, кожаный мешок с золотыми франками, чтобы сразу построить судно и заняться мирной торговлей. Или почти мирной.