Сэнгоку Дзидай
Шрифт:
Ты думаешь, Игнатий, глупо рассуждать о деньгах на пороге Вечности? Хочешь напомнить мне евангельские слова Иисуса о том, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие»? Я долго размышлял над этой притчей и вот к какому выводу пришел. Слова Господа надо трактовать иносказательно. Перед отъездом в Азию, я беседовал с лучшими римскими богословами. Так вот, в городских стенах Иерусалима имелись двое ворот: одни большие, главные, через которые проходило все движение и вся торговля, а рядом — небольшие, второстепенные ворота. Они то и назывались — «Игольное ушко». Толстосуму действительно, тяжелее обрести Царство Небесное. Но только потому, что он особо отмечен Господом! Богатство — это не порок, а дополнительная ответственность! Кому больше
Впрочем, я отвлекся. Как ты, Игнатий, уже понял, будущее Католической Церкви здесь, на островах находится под угрозой. Все наши труды могут пойти прахом из-за дьявольских козней регентов. Что можно предпринять и что я… тяжело писать… завещаю сделать, если меня убьют.
Во-первых, я настрого запретил адмиралу Диего Беа перевозить в Ниппон из Малакки, Гоа и других наших баз конкистадоров. Пришлось пригрозить отлучением от Церкви если этот дуболом решит поиграть в завоевание Нового Света. Ниппонцы — не инки и не ацтеки. Каменных топоров, тут днем с огнем не сыщешь, конные самураи — не чета пешим краснокожим «ягуарам». Средний дайме легко выставляет армию в десять, двадцать тысяч человек. Пять тысяч конкистадоров — а это все, что у нас есть в Азии — только разозлят Регентов и объединят вокруг их власти простых ниппонцев.
Второе. Ниппонцы — культурный народ с длительной историей. Ты можешь только представить Игнатий, что в Киото есть пять <sic!> университетов, где учатся больше трех тысяч студентов. Вот названия учебных заведений — Коя, Нэгру, Фиядзон, Хоми. Есть еще один самый большой и главный ниппонский университет — Банду. В нем учат каллиграфии, поэзии, китайской философии (в основном конфуцианству) и еще десятку наук. Из Банду выходят самые лучшие Коор-бугё — управляющие в поместья и города дайме. Мне кажется, что если беспорядки будут продолжатся, то движущая сила протеста против власти регентов — студенты университетов. И именно им мы должны адресовать нашу проповедь о Христе.
Главное, что я понял: завоевать сердца ниппонцев — можно только через их умы. Я выделил три тысячи коку на организацию печатного дела в десяти крупнейших городах страны. В типографиях, открытых на подставных лиц, будет печататься Евангелие, Псалтырь и другие вероучительные фолианты (пришлось привозить своих печатников из Макао, которые начнут обучать местных переплету и другим премудростям книжного дела). Все, чего мы должны добиться в этих землях, заключается в том, чтобы нести людям знание об их Создателе, Спасителе и Защитнике, нашем Господе Иисусе Христе.
Третье. Торговля — хребет нашей Церкви и залог благополучия католицизма в Азии. Если нас выдавят из коммерческих маршрутов Ниппон-Китай, нужно поступить следующим образом. В Поднебесной особым спросом пользуется опиум. Десятки тысяч китайцев курят наркотик и готовы тратить последние медяки, чтобы попасть в притон. Если мы начнем выращивать цветки мака на Гоа, то сможем менять опиум на чай, кофе, специи и серебро. Золото слишком дорого в Поднебесной, чтобы возить его как из Южной Америки в Испанию. Зато резанные листки чая и кофе будут пользовать большим спросом по всей Европе. Особое внимание стоит обратить на государство Часон — протекторат Поднебесной. Эта страна — созревший плод на дереве Азии и готово упасть в руки того, кто готов рискнуть. Власти Часон слабы и бессильны перед мощью наших армий, и главное, перед Словом Божьим.
На этом все, тороплюсь закончить письмо — в двери миссии стучат. Пришел мой час. Прощай, Игнатий, позаботься о моих престарелых родителях, молись о моей душе.
Да пребудет с вами благодать и любовь Господа нашего Иисуса, к вящей славе Божией, Томас Верде.
Глава 22
В деревне, где нет птиц, и летучая мышь — птица.
Яп. пословица
Кто там пел, что «лучше гор могут быть только горы»? Высоцкий? Сюда бы Владимира Семенович, на эти японские кручи, насыпи и «орлиные» тропы, по которым уже пятый день топает, а лучше сказать месит грязь наш отряд. Посмотрел бы я, что бы он спел!
В первые же сутки моего похищения, разверзлись такие хляби небесные — хоть стой, хоть падай. Скорее падай ибо за все время нашего путешествия я только то и делаю, что валюсь мордой в слякоть. А что вы хотели? Руки связаны за спиной, на шее аркан, за который регулярно дергают мои похитители, под ногами — грязь по колено. Сверху хлещет ливень такой силы, что еле видно спину впереди идущего. Во главе группы шарашит как заведенный робот, Эмуро Ясино, который вовсе не Эмуро и вовсе не Ясино, а натуральный синоби Хандзо из Иги. Спасибо, что хоть представился. Впрочем, это были его единственные слова — все остальные сигналы мне подают жестами. Разговаривать не запрещают, но беседу никто со мной поддерживать не собирается. Ни сам Хандзо, ни его подельники числом три штуки. Топают след в след и молчат в тряпочку. Нет, свои черные лицевые повязки, капюшоны и прочую амуницию они сняли — так то и не отличишь, что идут ниндзя. Японцы, как японцы. Низенькие, поджарые, одеты в крестьянские соломенные плащи и шляпы. За спинами обычные короба из лыка, которые крепятся не только к плечам, но и ко лбу специальной повязкой.
Пытался поговорить на привалах, благо несколько раз останавливались в пещерах и дождь не заливал рот. Бесполезно. Лица равнодушные, все общение свелось к пинкам и тычкам. Сядь тут, ешь вот это. Покормиться и оправится руки, конечно, развязывали, но я даже не пытался изобразить из себя героя и сбежать. Кисти и пальцы после десяти часов в скрученном состоянии ничего не чувствуют, ноги гудят, единственное желание — лечь и провалиться в сон. Кормежка простая — рисовые шарики, маринованные сливы. Ни рыбы, ни уж тем более мяса.
На шестой день случилось происшествие, которое, наконец, переломило отношение синоби ко мне. Опять с самого утра зарядил дождь. Мы шли гуськом по крутому склону ущелья. Тропинку еле видно. Шаг вправо — и ты летишь в пропасть. А влево ступить нельзя — каменный склон, с которого стекают ручьи. Сверкнула молния, спустя несколько секунд ударил гром. Ливень усилился. Под ногами — бурые от песка и земли струи воды, на сандалях — большие комки грязи, каждый шаг дается с трудом. Внезапно я одновременно почувствовал, как меня перестал тянуть впереди идущий ниндзя (веревка упала на тропинку) и как сама тропинка поехала под ногами вниз. Я закричал от страха и упал на колени. Оползень усилился, в пропасть устремились целые пласты земли. Я перекатился на спину, протащил связанные руки вперед перед собой. Попытался встать. Неудачно. Подмытый грунт катился вниз и я вместе с ним. Неожиданно пелена дождя расступилась и в трех метрах я увидел кривую японскую сосну, вросшую в склон горы. Из последних сил я рванулся из потока грязной воды вправо и обеими руками вцепился в ветку. От испуга кровь побежала по жилам, пальцы заработали и мне даже удалось обвить ногами ствол. Так я провисел на сосне около получаса. Постепенно ливень унялся, завеса из влаги истончилась и даже выглянуло солнышко.
Я осторожно слез с дерева. Размялся, повращал затекшим туловищем. Вокруг совсем развиднелось. Пейзаж было не узнать. Огромный оползень, словно язык, ухнул в ущелье, перекрыв речку, текшую в теснине. Я осмотрелся и вдруг увидел, что слева, почти перед самой пропастью лежит полузасыпанное тело. Подошел ближе. Это оказался один из похитителей. Приложил руку к шее. Пульса нет. Перевернул японца, потряс кимоно. Нашел за поясом нож. Это я удачно зашел! Перерезал путы на руках, стянул веревку с шеи. Прошелся по откосу вдоль по бывшей тропе. Ого! Ниже, почти в самой бездне, на отвесной стене висел человек. Я присмотрелся и изумлением узнал в мужчине — Эмуро Ясино. Тьфу, Хандзо. Ниндзя висел очень странно — вцепившись одной рукой в торчащий камень, вставив ноги в распор небольшой трещины. Вторая рука болталась без дела. Отдыхает что ли?! Тормозя ступнями и пятой точкой, я аккуратно сполз вниз до самого края пропасти. Метров десять до Хандзо, вполне можно вытащить. Веревка есть, за что зацепить — тоже есть. Только вот стоит ли?? Я еще раз взглянул на синоби. Лицо отрешенное, на меня даже не смотрит. Не шевелится.